Виталий Пищенко - Разлом времени
Бесшумный лифт вознес Андрея на девятый этаж. Слабо фосфоресцирующий номер на двери подтверждал - все правильно, тебе нужно именно сюда. Войдя в комнату, Андрей коротко представился - отрапортовал о прибытии.
- Садитесь, Андрей Васильевич, - хозяин комнаты, незнакомый, сравнительно молодой человек, приветливо повел рукой в сторону кресла и еще раз повторил:
- Садитесь. Очень рад вас видеть.
Сам устроился в кресле напротив и только потом представился:
- Мыслин. Олег Петрович Мыслин.
Эта фамилия ничего не говорила Андрею, и он промолчал, ожидая разъяснений.
- Вас рекомендовало командование Космодесантной службы, - продолжил Мыслин, - а я хочу предложить вам принять участие в одном несколько необычном эксперименте...
Он замолчал, словно подбирал слова, потом снова заговорил:
- Вы знаете, Андрей Васильевич, как много делается на планете для укрепления здоровья человека, продления его жизни и сокращения числа различных несчастных случаев. Но, увы, все предусмотреть, к сожалению, пока не удается, и люди продолжают гибнуть и в космосе, и здесь, на Земле. Смерть любого человека - трагедия, особенно смерть внезапная, а порою и попросту нелепая. Но особенно остро переживают эту трагедию родные и близкие погибшего. Сегодня самое трудное для медиков планеты связано именно с устранением последствий шока. Главным врагом врачей в таких случаях выступает, как бы это нелепо ни звучало, память. Да-да! Та самая память, которой законно гордится и человечество в целом, и каждый конкретный человек. Именно память снова и снова бередит, казалось бы, уже затянувшиеся раны... Впрочем, что об этом говорить, ведь и вам приходилось переживать и наблюдать нечто подобное.
Андрей молча кивнул. "Разведчик-18", в экипаже которого он уходил в свой первый рейс к поясу астероидов, потерпел аварию на Дионе. Там погиб Удо Эдберг. На всю жизнь сохранил Андрей чувство боли и жгучего стыда, которые он испытал уже здесь, на Земле, встретившись глазами с женой Удо. Казалось, они кричали: "Почему, почему он?! И где были вы, такие сильные и здоровые, в ту страшную минуту?!" Что он мог ответить этой мгновенно постаревшей женщине? То, что Удо спас их всех? Или то, что каждый из них готов сделать все, чтобы поменяться с ним местами, только бы не видеть этого скорбного, безмолвно обвиняющего взгляда, вот только изменить уже ничего нельзя... А мать Эдберга врачи тогда так и не сумели спасти...
С неожиданной неприязнью Андрей взглянул на Мыслина, из-за которого он вновь пережил эти тяжелые минуты. Тот вздохнул, устало провел рукой по воспаленным глазам, и Андрей вдруг явственно понял, как нелегко дается этот разговор его собеседнику.
- Я слушаю вас, Олег Петрович, - прервал неловкое молчание космодесантник.
- Да, - встрепенулся Мыслин, - так вот. Нашим институтом разработан, м-м, прибор, который, как считают некоторые исследователи, способен снизить негативные последствия до минимума.
- То есть? - недоуменно поднял брови Андрей.
- Это сложно объяснить, Андрей Васильевич. Механизм процесса до конца не выяснен. Ну, представьте себе, что перед вами лежит чертеж, сделанный по старинке - карандашом. Вы берете резинку и проводите ею по начертанным линиям. Совсем стереть их вам не удастся, но ослабить, сделать едва заметными - нетрудно. Примерно так же действует наш прибор, снимающий остроту негативных переживаний.
Андрей ошеломленно посмотрел на собеседника:
- Но ведь это попросту жестоко! Лишать людей самого дорогого, что у них есть - памяти...
Резкая формулировка словно ударила Мыслина. Тем не менее он ответил:
- Не вы один так считаете, Андрей Васильевич. Честно говоря, я и сам не знаю, какое из зол считать в данном случае наименьшим. Страшно забвение, но и безучастно смотреть на мучения людей мы не можем... Кроме того, разве имеющиеся лекарственные вещества, по сути своей, не делают то же самое, что и наш прибор? Только гораздо медленнее и менее эффективно. Да и память об ушедших под воздействием прибора сохраняется у людей полностью. Снижается острота воспоминаний, как будто прошло много лет. Время ведь тоже лечит...
- Так вот о каком эксперименте шла речь... - произнес Андрей.
- Да, - утвердительно кивнул головой Мыслин. - Уже около года мы испытываем прибор. Пока здесь, на планете. Поймите, Андрей Васильевич, по-иному поступить мы не можем. Что представляет из себя наше изобретение зло или благо, покажет только время. Здоровью экспериментатора это никак не вредит.
Он отогнул рукав куртки и показал Андрею неширокий браслет, очень похожий на браслет средства индивидуальной связи. Только огонек на нем светился не рубиновым, а бирюзовым светом.
- Если со мной что-нибудь случится, огонек погаснет, - просто пояснил Мыслин. - Ну, и тогда... тогда мои товарищи займутся обработкой полученных материалов.
- Но я, знаете ли, как-то не планирую, чтобы со мной "что-нибудь случилось", - несколько резче, чем следовало бы, ответил Андрей.
- Я тоже, - вымученно улыбнулся Мыслин. - Вы меня не совсем поняли, Андрей Васильевич. Никто из участников эксперимента не лезет очертя голову навстречу опасности и тем более не ищет смерти. Перед нами стоит еще одна проблема. Очень важно знать, как влияет знание о наличии прибора и последствиях этого наличия на психику самих экспериментаторов, на их поведение в сложных ситуациях...
Андрей встал и подошел к огромному, во всю стену окну. До самого горизонта уходили серебрящиеся ковыльные степи. Далеко-далеко темнела полоска кустарника, за ним проблескивала поверхность реки. Андрей почти физически ощутил тяжесть, которую нес на своих плечах Мыслин и которую предлагалось принять на себя ему. Почему возникла именно его кандидатура, в общем-то было ясно. Семьи у Андрея не было, родители ушли в составе Первой Звездной экспедиции в Дальний космос. Их корабль и сейчас разрезал темноту пространства за миллионы километров от Земли.
- Вы можете отказаться, Андрей Васильевич, - раздался за его спиной голос Мыслина, - вы можете отказаться. Мы все поймем правильно.
- Я принимаю ваше предложение, Олег Петрович, - неожиданно для себя произнес Андрей. - Когда и что нужно делать?
2
Жаркие лучи солнца пробивались сквозь плотно прикрытые веки, создавая багровую завесу перед глазами. Попавший под бок сучок неприятно покалывал. Андрей на ощупь разыскал его и лениво отбросил в кусты. До отлета еще восемь дней. Делать нечего и спешить некуда. Он никогда не умел отдыхать. Особенно вот так - бездумно. Растительная жизнь. Андрей вздохнул, рывком встал на ноги и решительно направился к реке. Глинистый берег был скользким, и он, осторожно балансируя руками, спустился к урезу воды. Мелкие рыбешки, крутившиеся вокруг пучка жестких водорослей, испуганно метнулись в сторону.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});