Сергей Лукьяненко - Фантастика 2006. Выпуск 2

Во второй половине дня позвонил Николай — в истерике. Его драгоценная половина вырастила себе третью ногу и жабры и теперь не знает, что с этим богатством делать. И да, конечно, от боли и ужаса орет дурниной на весь дом.

Эх, прошли те времена, когда ломка начиналась с неконтролируемой смены зубов… После пятой-шестой дозы она наваливалась внезапно, скручивала судорогой, лепила из человеческого тела монстра в считанные часы…

Кузьмин спустился к пациентке, чтобы вколоть успокаивающее, и проблевался на пороге палаты: ничего омерзительнее не видел. А потом вышел и сказал Насте, игравшей в Центре роль девочки на подхвате:

— А имморталина нету! Кончился вчера.

Сказал с нескрываемым злорадством. Никаких репрессий он не боялся: Николай три года терпел его хамство, потерпит и дальше. Тем более, что деваться ему после инъекции имморталина некуда.

— Короче, я пошел к себе, — сообщил он Насте намеренно громко, чтоб пациентка слышала его через открытую дверь. — И не буди меня. Все равно я ни хрена не могу сделать.

Насвистывая, поднялся на двадцать второй этаж высотки, отгроханной Николаем и задействованной под Центр. Кузьмин жил здесь уже почти три года, и до сих пор не привык считать роскошную квартиру своим домом. Постоял на балконе, порадовался: любил он издеваться над Высшей Расой. Вынул из холодильника водку и чистый бокал, налил до половины.

С балкона открывался чудесный вид: лесопарковая зона, на севере — огни автострады, над морем темных крыш вздымались шпили высоток, такие праздничные и разноцветные… И звезды приветливо мигали сквозь густо замешанную на смоге атмосферу. Мимо с треском пролетел крупный мотылек, вернулся, чувствительно стукнулся в лоб Кузьмина и унесся вниз. «Откуда берутся ночные бабочки на такой высоте?» — задумался Кузьмин и выпил.

Пил он много. Собственно, Кузьмин забыл, когда последний раз был трезвым. Из-за беспробудного пьянства не состоялось примирение с женой, на которое возлагал такие надежды Николай. Кузьмин тоже надеялся, но… Жена с ним развелась именно по этой причине. И никакие деньги не могли заставить ее изменить отношение к бутылке на столе перед мужем. Так что Кузьмин регулярно встречался с ней, отдавал деньги, иногда гулял с дочерью. Девочка не испытывала большого удовольствия от отца, которого в поддатом состоянии пробивало то на агрессию, то на сентиментальные всхлипы. В общем, расколотое зеркало склеить не получилось, а Кузьмин приобрел еще один повод для самооправдания. Еще бы, попробуй не запей, если собственная семья тобой брезгует!

Николай не пытался вправить Кузьмину мозги. Делал вид, что ему безразлично. Известно, почему: большой босс мечтал присоединить Кузьмина к обществу Высшей Расы, а Кузьмин, в свою очередь, упирался. Решительным аргументом мог стать цирроз печени, излечимый всего одной инъекцией имморталина. Правда, Кузьмин давно решил, что лучше помрет от белой горячки, но Николай о том не ведал, потому исправно снабжал изобретателя спиртным.

А хранить стаканы в холодильнике Кузьмина научил знакомый бармен. Кузьмину понравилось.

Он успел как следует поддать и свалиться на кровать, когда снизу позвонила Настька:

— Док, есть свежий труп.

Труп был свежее некуда, то бишь, он был еще жив. Витя горько плакал, надеясь разжалобить Настю. «Зря стараешься», — думал Кузьмин. Высшая Раса лишена практически всех свойственных человеку чувств. Поначалу они еще стараются возвысить душу, развить разум, сделать что-нибудь полезное… а потом их потребности сводятся к поискам кандидатов на самоубийство. Потому что существование бессмертных определяется одним-единственным фактором: страхом перед очередной ломкой.

Предусмотрительная Настька заставила Витю раздеться догола. Наверное, чтобы поменьше возни было с трупом. Его ж еще обмыть надо будет — и от крови, и от прочего… Услышав тоненький звоночек готового к работе «комбайна», Настя показала глазами на большой «разделочный» стол и приказала:

— Давай.

— З-зачем на стол? — ныл Витя.

— Чтоб доку удобней было.

Витя разрыдался и полез на стол. Мощное тело жалко подрагивало. Бывший бандит вытянулся на спине. Настя надела полиэтиленовый халат, подала жертве опасную бритву в лотке. Кузьмин быстро вышел в коридор, закурил. За спиной раздался душераздирающий вопль, потом второй. С грохотом упало что-то тяжелое, такое тяжелое, что пол ощутимо сотрясся. Кузьмин торопливо вынул из кармана прихваченный загодя «мерзавчик» с водкой, залпом выпил. Жадно затянулся сигаретой, прикурил от кончика следующую.

Когда Кузьмин вернулся, Настька взваливала на стол мертвого Витю. Ага, понял Кузьмин, вот что такое тяжелое упало! Наверное, Витя в конвульсиях скатился на пол. Настька поднимала его как штангу, на руках ее вздулись мышцы, она присела и была похожа на тяжелоатлета. Кузьмин засмотрелся, удовлетворенно кивнул, когда Настька от натуги пукнула: точно по законам жанра.

Иногда, будучи в расслабленном и склонном к отвлеченным размышлениям состоянии, Кузьмин гадал: отчего Настька постоянно колдует с обликом? Она будто маски меняла, и характер отрабатывала со смешной пунктуальностью. Приняв ангельский лик, Настя носила длинную юбку, с лица ее можно было икону писать, и ходила она, не касаясь грешной земли. Витьку убивала не просто Настя, а Настя в облике строгой училки: деловой костюм с юбкой ниже колена, затянутые в пучок на затылке волосы, ледяная холодность во взоре и аура тотального обвинения. А вот сейчас — нате вам, баба со штангой. Ноги расставила некрасиво, напыжилась, морда налилась кровью… Того и гляди, рекорд выжмет. Зачем ей чужие лица? Наверное, оттого, что своего отродясь не было. До инъекции Настька в меру ограниченных возможностей копировала лица с обложек глянцевых журналов. Красилась, одевалась, вела себя соответствующе. А после… после она не нуждалась в гриме. Она по одной лишь прихоти становилась другим человеком. Человеком ли? В том и дело, что никогда, ни разу в жизни Настя не старалась быть человеком, пусть и другим. Она была пустышкой, вешалкой — и осталась ею, но бессмертной.

И все они, паразиты, такие. Все до единого. Настоящий человек, осенило вдруг Кузьмина, проживает каждую минутку, от любой секунды берет все. Он такой, какой есть; а бессмертные паразиты — они всегда были кем-то, потому и трясутся, что помрут, так и не побывав собой.

А собой они не станут никогда. Потому что их самих никогда не было.

Настька ползала по полу с тряпкой, старательно оттирая Витину кровь. Ее деловой костюм обвис мешком, и даже по цвету напоминал халат уборщицы. Кузьмин брезгливо огляделся: перед смертью Витя уделал все, даже на потолке виднелись красные точки. Конечно, бандит не виноват, а виновата его сучка, которой нравилось наблюдать за агонией. Кстати, это была общая слабость Высшей Расы. Кузьмин подозревал, что они испытывают оргазм от чужой насильственной смерти. Да и черт с ними. Но Настька могла бы, если уж невтерпеж, убить Витьку в другом месте, зачем же операционную пачкать!