Мартин Гринберг - Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики

Внезапно она замолкла и встала с кресла.

— Святилище, — сказала она, осененная догадкой. — Конечно же, только святилище могло заманить ее сюда, лишь там она могла получить помощь от какого-то страшного недуга!

— Святилище?..

— Да, то самое, которое стоит за прудом. Никто никогда не видел ту Великую, которая приказала его построить, и те, кто его строил, не понимали, зачем она это делает… во всяком случае, они не отвечали ни на какие расспросы. Но если то место обладает силой для твоих сородичей, возможно, и ты сумеешь спастись там…

— Но ты… чума… — растерянно прохрипела Эрика.

— Слушай, дитя, всем живущим тварям приходит конец, и причин этого мы никогда не постигнем. Я знахарка; то, что я могу сделать для этих людей, многих из которых я знаю с колыбели, я сделаю. Но я также знаю, как страх мутит мозги, и я не отдам тебя в их руки. Достаточно кому-то сказать «Оборотень» и показать пальцем — и охота будет быстрой и короткой. Возможно, твоя мать пострадала как раз от такой охоты. Иди же в святилище. Ты, я уверена, преодолеешь преграду, за которой оно стоит. Проберись за экран, и пусть вся благодать трав и фруктов, земли и рек пребудет с тобой. Иди… они уже приближаются.

Эрика обернулась через плечо. Те, кого судьба загнала на берег реки, уже не сидели поврозь, они объединились, что и предвидела Герта, и лица их были повернуты в сторону дома знахарки.

Хотя все сказанное Гертой казалось девочке слишком невероятным, было видно, что сама знахарка, охваченная страхом, твердо верит в свои слова.

Возможно… возможно, их ярость обрушится и на Герту, если они решат, что Эрика как-то причастна к их злой судьбе. В конце концов она же была приемышем Герты с рождения.

Все это обрушилось слишком быстро, слишком тяжко. Слова Герты…

— Эээва, знахарка, — выкрикнул мужской голос. Те, кто собрался у реки, теперь двигались в направлении их дома.

— Беги! — После стольких лет полного подчинения Эрика не могла противиться приказу Герты. Она повернулась и побежала.

Одежда стала сковывать ее движения, юбки путались между покрытыми мехом ногами, грозя повалить ее наземь. Казалось, она не создана для всех этих одеяний. Но бежала она по-прежнему на двух ногах. Позади она уже слышала лающие голоса, словно свору собак спустили с цепи, она без передышки взлетала на холмы, пересекала недавно сжатые поля, пока не очутилась перед прудом. Вот он, пруд… и экран посередине. Что там, за ним — кто знает? Правда, говорят, некоторые отчаянные головы в прежние времена ныряли поглубже и видели, что экран не доходит до самого дна.

Эрика наконец-то содрала с себя одежду, которая с каждой минутой все больше мешала ей двигаться, и приготовилась нырнуть, застыв на берегу, — маленькая фигурка, по очертаниям человеческий ребенок, но покрытый серым мехом.

Нырнув, она стала опускаться все ниже и ниже, к самому дну, пытаясь достичь темной полосы под экраном. И вот рука ее уцепилась за край экрана, и, изогнувшись, она поплыла вниз и вперед — куда? В какую-нибудь пещеру, где ее измученные легкие разорвутся от напряжения?

Но удача не оставила ее: экран пропустил под собой ее отчаянно бьющееся тельце. Она все еще была в воде, но уже имела возможность неистово рваться вверх, к свету, пока голова не взвилась над гладью воды, хватая воздух, отплевываясь, осматриваясь.

По эту сторону барьера пространство пруда было гораздо меньше. К каменным берегам было приделано несколько поручней, чтобы облегчить пловцу выход на сушу. Она подплыла к ближайшему из них и по пояс высунулась из воды. Ногами нащупала удобные ниши в стене наподобие ступенек.

Наконец она полностью выбралась на берег и стала рассматривать то, что экран годами скрывал от ее взоров. Здание было небольшое, высокое и узкое, ненамного шире дверного проема, черневшего в фасаде.

Двери не было — лишь тьма — тьма, черная, словно занавес. Сама не зная, что делает, Эрика откинула голову, с которой капала вода, и издала зов, не свойственный никому из смертных.

Что-то вроде предрассветного тумана заклубилось в правой стороне черного проема, собралось, уплотнилось, обрело плоть. Перед Эрикой стояло существо, каких она не встречала в известном ей мире.

Женщина, да, то была женщина, она стояла на двух ногах и держала перед своим мохнатым телом копье. Кроме меха, она ничем не отличалась от человека, разве что челюсть выдавалась вперед, да глаза под необычным углом сидели на черепе, обрамленном большими мохнатыми ушами. В остальном она была такая же, как те, с кем Эрика привыкла жить.

— Из какого ты клана, детеныш? — спросила стражница.

Эрика все еще держалась за поручень у пруда.

— Леди, — дрожащим голосом ответила она, — мне ничего не ведомо о кланах.

Женское существо слегка наклонилось вперед и пригляделось к Эрике.

— Отпрыск Требы. Мы давно считали тебя мертвой, детеныш. Нет доверия Людям, Помоечникам, с тех пор как Треба нарушила закон очага и легла с Помоечником, чтобы зачать тебя. В конце концов они выгнали тебя?

— Нет! Это Герта… и чума… она испугалась, что они выберут меня как причину своих смертей. — Эрике почему-то очень хотелось, чтобы женщина, похожая на статую, поняла и поверила ей.

Она быстро заговорила, рассказывая о знахарке, вырастившей ее, и о том, что теперь присутствие Эрики в деревне грозит жестокой расправой.

— Вечно Помоечники ищут, на кого взвалить вину за последствия собственных глупостей и ошибок. Какие тупицы… вот, смотри!

Она слегка повернулась и ткнула концом копья во тьму у себя за спиной. Черная завеса расступилась, и из проема полился свет, открывая вид раскинувшейся там земли. В Эрике возникло непреодолимое желание бежать, но не от того, что осталось позади, а к тому, что расстилалось впереди.

— Их чума рождается от грязи, от их привычки жить в собственной помойке, — язвительно сказала стражница. — Эта земля была нашей, пока они не захватили ее, и она добровольно делилась с нами каждым своим секретом. Видишь это? — Быстро наклонившись вперед, она подняла что-то с земли копьем и поднесла к Эрике. На острие было нанизано нечто извивавшееся и корчившееся, и все же казавшееся скорее куском виноградной лозы, нежели животным.

— Они вырывали это растение с корнями, где бы ни нашли; для них оно не имело никакого значения, разве что покрывало землю, которую они хотели использовать для своих целей. А ведь оно имело свое предназначение и выполняло его исправно. Как другие растения ищут воду, чтобы продлить себе жизнь, так это ищет грязь и отходы. Нужно лишь приложить листья к болячкам, и наступит облегчение. Но они глупы, и даже хуже того. Теперь дверь перед тобой распахнута, детеныш; я впускаю тебя в мир, где ты по праву должна была родиться.