Александр Маслов - Сверкающий ангел

– Я, – Быстров кивнул, и по спине у него прошел холодок, словно откуда-то с прошлого дохнуло ветром воспоминаний.

Несколько этих фотографий были особо дороги ему. Они – немногое, что перешло из прежней жизни, когда звезды казались безумно далекими, манящими искрами. Эти снимки, как три ордена и летный шлем, стоявший на полке достались от Сереги Гурова. Глеб навестил его, когда тому исполнилось семьдесят шесть, и выглядел Гуров глубоким стариком, а Быстров, едва не пустив слезу, вынужден был врать ему, что, мол, является родственником настоящего Глеба Васильевича Быстрова. Они выпили в тот день по три рюмки, Серега курил и вспоминал, вспоминал о себе, войне, родном истребительном полке. Потом вспоминал о своем друге Быстрове, который на самом деле не погиб в насквозь прошитой осколками машине, а живехонький и по-прежнему молодой стоял перед ним. Тогда Гуров, глядя на него, расчувствовался и все восклицал: «Как похож! Ну надо же! Наш вылитый Глеб!». А через два дня, Сереги не стало. Гуров, пожалуй, для Глеба был последний близкий человек из прошлой жизни.

– А это мой самолет, – землянин ткнул пальцем в соседнюю фотографию, где виднелось полфюзеляжа другого «Яка» со звездочками под фонарем. – Что-то вроде вашего флаера. Я должен был погибнуть на нем, но меня спасла Олибрия. Я видел яркий свет и ее в ореоле. Думал, что уже умер и передо мной стоит ангел. Сверкающий ангел в ослепительных всполохах и такой же ослепительной красоте.

– И ты был предан ей до ее последнего дня. Я краешком знаю вашу историю. Если я когда-нибудь стану императрицей… – принцесса прошла до полок с диковинными минералами далеких планет, блестевших разными оттенками в свете яркой лампы, вернулась к Быстрову и положила руки ему на плечи. – Если я когда-нибудь стану императрицей, ты будешь предан мне, как ей?

– Я верен каждому, стал мне другом, – после некоторого молчания проговорил Быстров.

– Извини, я не имею права что-то требовать. Олибрия тебе когда-то спасла жизнь. А со мной другая история: ты спас жизнь мою, выдернул ее из тоскливого сприсианского плена. За те немногие дни, что мы вместе, я увидела и узнала больше, чем за все прошлые годы. Представляешь, ведь я не была нигде кроме Весириса, Совен и Присты? И то – тайком, скрывая свое имя и пряча глубоко в сердце свои желания.

Глядя на ее лицо, очерченное особой пристианской красотой, в глаза, похожие на две капли неспокойного зеленовато-стального моря, Быстров снова задумался: от чего же Фаолора столько лет скрывала дочь? Может, императрица опасалась, что после того как она представить ее, у наследницы как-то непредсказуемо проявятся гены отца. И Фаолора ждала, ждала, пока ее затянувшееся ожидание не прервала неожиданная смерть. Быстров слегка обняв принцессу, разглядывал ее, стараясь понять, что ее отличает от бесконечного числа людей, населяющих сотни планет галактики. И чувствовал, что его влечет к этому будто бы не совсем человеческому существу властная и таинственная сила, похожая на ветер, толкающий ночного путника по неизвестной дороге. Может быть, это был ветер грядущего, будущих потрясений, радостей или бед, ветер которым управлял древний бог с именем Ариет, по вере пристианцев плетущий среди звезд свою сеть Судьбы.

Он поцеловал ее, и наследница ответила как всегда жарко, рассмеялась, освободившись из его рук, и подошла к полкам. Осторожно потрогала искрящийся минерал с Цебры, потом так же осторожно взяла старый летный шлем Быстрова и надела его.

– Мне идет, господин капитан? – она хохотнула, расправляя темно-каштановые волосы, выбившиеся из-под убора, и вспомнила о множестве земных нарядов, купленных полчаса назад. – И где я могу это примерить? – Ариетта подняла с кресла тугой пакет.

– Наверху три комнаты, – Глеб указал на винтовую лестницу. – Выбери, какая понравится и располагайся там. Возможно, мы останемся здесь на несколько дней, и тебе лучше устроиться со всем удобством.

– Переоденусь и тебя позову, – принцесса поспешила наверх, шелестя полиэтиленом.

Она позвала нескоро, наверное, перемерев все костюмы и платья. Большинство из нарядов были хороши и не уступали красотой и элегантностью изделиям, продававшимся на «Сосрт-Эрэль».

Когда Быстров вошел в просторную спальню, Ариетта стала перед трюмо и разглядывала себя в зеркало. Синее с дымчато-серыми полосками платье на ней смотрелось эффектно и совсем по земному. На полу, на кровати и кресле валялись другие одежды с блестящими этикетками Armani, Roberto Cavalli и Emanuel Ungaro, разорванные пакеты, колготки и нижнее белье, с которым пристианка, возможно, не знала что делать.

– Очень идет, Ваше Высочество, – признал Быстров. – Но боюсь, что в этом наряде с тебя не будут сводить глаз.

– Тогда сними его, – Ариетта повернулась к нему, в ее глазах мелькнул воинственный блеск.

– Это было бы кощунством, – проговорил землянин.

– Помнишь, когда ты стоял над раздетой галиянкой, я сказала, что убила бы тебя, если бы ты так разглядывал мое тело? Теперь я хочу, чтобы ты видел его, – дочь Фаолоры приблизилась к нему, протягивая руку. – Я хочу, чтобы ты его трогал.

– Боюсь, что теперь и угроза убийства не остановит меня, – Глеб медленно расстегнул три пуговицы на ее спине, поднял низ платья, освобождая ее стройные ноги.

Он хотел что-то сказать, но Ариетта закрыла его рот поцелуем. Ее маленькие пальчики быстро справились с застежками на его рубашке. Раскрасневшись и тяжело дыша, она откинула с лица волосы и победно взглянула на землянина.

– Ты очень красива, дорогая моя госпожа, – прошептал Быстров, подняв ее и опустив на кровать.

– Почему ты не говорил мне этого раньше? Почему? – она прикрыла глаза и сжала губы, когда он поцеловал ее грудь.

– Потому… – прошептал капитан, гладя кончиками пальцев шелковистую кожу. – Потому что не хотел сам себя дразнить.

– Ты трус, – тихо произнесла принцесса, разводя ноги и отдаваясь его ласкам.

Вместо ответа Быстров с нежной силой сжал ее, и Ариетта шумно выдохнула от его проникновения, болезненно-сладкого ощущения, наполнившего ее всю.

Дочь Фаолоры чувствовала усиливавшийся пульс в висках и то, как в сердце рождаются опасные, сильные толчки. Они разливались по всему телу, растекались тонкими вибрациями, и каждую клеточку словно пронзал электрический заряд. Какой-то частицей сознания пристианка подумала, что находится на той кованой грани, которую она называла «потрясение» и сейчас может произойти то, что уже происходило несколько раз – из нее родиться чужое существо. Она вскрикнула, изгибаясь под своим любовником, мотнула головой и почувствовала горячую, сотрясающую волну.

– Капитан… – прошептала Ариетта, сдавливая землянина. В ее голове мелькнула мысль, что если бы Быстров сейчас сделал то, что вытворял с ней корсар Иорис Коалн, то это было бы приятно.