Клиффорд Саймак - Кольцо вокруг Солнца
Страх? Да, сенатор не отрицал, что ощущает страх.
Горечь? Да, естественно, и горечь.
И все же, несмотря на страх и горечь, окно заворожило его картиной, которую обрамляло.
"Земля, вода и небо, - подумал он. - И я чувствую себя единым с ними. Это смерть дала мне такое чувство. Смерть возвращает нас к исходным стихиям, к земле и деревьям, к облакам на небе и солнцу, умирающему на багровом западе в потоках собственной крови. Такова цена, какую мы платим, - подумал он, - цена, какая назначена человечеству за вечную жизнь: мы утратим способность воспринимать истинную красоту, истинный смысл самого для нас, казалось бы, дорогого - ведь то, чему нет предела, что будет всегда, неизбежно потеряет для нас всякую ценность.
Философствуешь? - упрекнул он себя. - Да, конечно, философствую. А что остается? Хочу прожить еще сто лет, хочу, как никогда ничего не хотел. Хочу получить шанс на бессмертие. А поскольку не получу, то и вымениваю вечную жизнь на закат, отраженный в озере. И хорошо, что я еще способен на это. Счастье мое, что способен".
У сенатора вырвался хриплый горловой стон.
Позади него внезапно ожил телефон, и он обернулся.
Телефон заверещал повторно. Внизу, в гостиной, раздались шаги, и сенатор поспешно крикнул:
– Я подойду, Отто.
Он снял трубку.
– Вызов из Нью-Йорка, - сообщила телефонистка. - Попросите, пожалуйста, сенатора Леонарда.
– Леонард слушает.
В трубке возник другой голос:
– Сенатор, говорит Джиббс.
– Да, да, - отозвался сенатор. - Палач.
– Звоню вам, - пояснил Джиббс, - потолковать насчет выборов.
– Каких еще выборов?
– Выборов в Северной Америке. Тех, в которых вы принимаете участие. Не забыли?
– Я старик, - ответил сенатор, - и скоро умру. Выборы меня не интересуют.
Джиббс трещал не останавливаясь:
– Но почему же, сенатор? Какая муха вас укусила? Вам необходимо что-то предпринять. Подготовить речи, выступить с заявлением для печати, прибыть сюда и поездить по стране. Организация не в силах принять все хлопоты на себя. Часть их неизбежно выпадает и на вашу долю.
– Ладно, я что-нибудь придумаю, - пообещал сенатор. - Да, да, я в самом деле что-нибудь придумаю.
Повесив трубку, он подошел к письменному столу и включил свет. Достал из ящика бумагу, вынул из кармана перо.
Телефон совершенно сошел с ума - он не удостоил звонки вниманием. Однако телефон не унимался, и в конце концов трубку снял Отто.
– Вас вызывает Нью-Йорк, сэр, - доложил он.
Сенатор сердито затряс головой и услышал, как Отто тихо говорит что-то в трубку, но слов не разобрал.
Больше телефон не звонил.
"Всем, кого это касается", - написал сенатор.
Вычеркнул.
"Заявление для мировой печати."
Вычеркнул.
"Заявление сенатора Гомера Леонарда." Вычеркнул и это - и принялся писать без заголовка:
"Пять столетий назад люди мира предложили немногим избранным, мужчинам и женщинам, дар продленной жизни. Предложили, надеясь и веря, что избранники используют этот дар для того, чтобы своим трудом приблизить тот день, когда большая продолжительность жизни станет достоянием всего человечества.
Время от времени продление жизни даровалось дополнительным группам людей - и всякий раз подразумевалось, что дар предложен на тех же условиях, что удостоенные его люди будут жить и трудиться во имя дня, когда населению всей планеты можно будет сказать: живите долго, живите вечно.
В течение столетий иные из нас внесли свой вклад в осуществление этой мечты, взращивали ее, жили ради нее, не жалели сил, чтобы обосновать ее и приблизить.
Иные из нас такого вклада не внесли. После должных раздумий, тщательно взвесив свои собственные усилия и возможности, я пришел к выводу, что не вправе вновь принимать дар, которого я более не стою.
Простое человеческое достоинство требует от меня, чтобы я встречался с прохожими на улице, с собратьями в любом закоулке мира, не пряча глаз. Я не имел бы на это права, если бы продолжал принимать дар, которого не заслуживаю, дар, недоступный большинству людей." И расписался, аккуратно, разборчиво, без привычных завитушек.
– Ну вот, - произнес сенатор вслух в тишине ночной комнаты, - это они прожуют не сразу.
Заслышав мягкие шаги, он обернулся.
– Вам бы давно следовало быть в постели, сэр, - напомнил Отто.
Сенатор неуклюже поднялся с кресла - ломило кости, тело ныло, требуя покоя. "Старею, - подумал он. - Опять старею. А ведь так несложно начать сначала, вернуть юность, зажить новой жизнью. Чей-то кивок, один-единственный росчерк пера - и я стал бы опять молодым".
– Вот заявление для печати, Отто, - сказал он. - Будь добр, передай его по назначению.
– Слушаюсь, сэр, - ответил Отто, бережно принимая бумагу.
– Сегодня же, - подчеркнул сенатор.
– Сегодня? Время довольно позднее…
– И тем не менее я хочу, чтобы оно было напечатано сегодня же.
– Значит, оно очень важное, сэр?
– Это моя отставка, - сказал сенатор.
– Отставка, сэр? Из сената?
– Нет, - сказал сенатор. - Отставка из жизни.
М-р Майкелсон. Как священнослужитель, я не могу рассуждать иначе: план, предложенный вашему рассмотрению, джентльмены, противоречит божественным установлениям. Человек не вправе утверждать, что создания божьи способны жить сверх отпущенного им срока.
Председательствующий м-р Леонард. Но разрешите спросить: как, установить границы отпущенного человеку срока? Медицина уже продлила жизнь многим и многим людям. Что же, по-вашему, любой врач - нарушитель божественной воли?
М-р Майкелсон. Другие ораторы, стоявшие на этой трибуне, дали ясно понять, что конечная цель научных изысканий - бессмертие. Нетрудно видеть, что физическое бессмертие не согласуется с концепцией христианства. Заявляю вам, сэр: нечего и надеяться обмануть господа и не понести возмездия.
Из стенографического отчета о заседаниях подкомиссии по делам науки комиссии по социальному развитию при Всемирной палате представителей.
Шахматы - игра логическая.
И одновременно игра этическая.
За доской нельзя орать и нельзя свистеть, нельзя греметь фигурами, нельзя зевать со скуки, нельзя сделать ход, а потом забрать его назад. Если вы побеждены, вы признаете свое поражение. Вы не заставляете противника продолжать игру, когда ваш проигрыш очевиден. Вы сдаете партию и предлагаете начать другую, если располагаете временем. Если нет, вы просто сдаетесь и при этом ведете себя тактично. Вы не сбрасываете в ярости фигуры на пол. Не вскакиваете и не выбегаете из комнаты с криком. Не тягайтесь через стол, чтобы закатить противнику оплеуху.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});