Максим Лучинин - Повестка в космос

Возможно, Ари права: нам стоит податься куда-нибудь еще. Если уж тут никаких зацепок, то смысла здесь задерживаться нет. С другой стороны, лететь наобум же не богатого ума идея. Вселенная бесконечна (крайней мере, по нашим с Ари меркам), а значит, и поиски в ней могут быть бесконечны. Я все еще жил представлениями о мире, где изведан каждый закоулок, где составлены подробные карты всего на свете и где, даже заблудившись, есть шанс выйти в конце концов к цивилизации. Из-за этого въевшегося в плоть и кровь мироощущения мне не получалось почувствовать себя потерянным, почувствовать так, как это случалось в детству когда неизвестный мир обступал со всех сторон и был! до безумия страшно оказаться в нем одному, без поддержки больших и всесильных взрослых.

И сейчас мне все еще казалось, что у нас с Ари есть шанс отыскать родину, что кто-то знает о ней, слышал что где-то лежит большой и подробный атлас, где точнее указан путь в наш мир и даже расстояния подписаны.

Закончив трапезу, я откинулся назад, расположившись поудобнее на жесткой подстилке.

— А вот скажи, — спросил я ен-чуна, — где ближай ший большой порт? В какой стороне? Много ли в округе обитаемых планет?

— Нет порта. Один здесь есть. — Ен-чун тоже наелся, голос его чуть сменился, поубавилось тресков и скрежета. — Отсюда улетел — сюда прилетел. — Ему, похоже, очень нравилась эта фраза. Я не раз слыхал ее в разговорах и раньше.

Ну а если я не хочу возвращаться? — спросил я. — Погостил — и будет. Дальше хочу лететь. Кто у вас в соседях? Да вообще, сколько у вас обитаемых планет в системе?

— Соседи непонятно. Что планета? Земля одна, ты на ней стоишь. Куда лететь?

— Корабли же улетают куда-то. Куда?

— Дальше в мир. Все в мире!

Черт! — ругнулся я. Мне не хватало знания языка, чтобы донести до него свою мысль. — Ну смотри, — налгал я с самого начала, — есть ваша планета. Вот она, мы на ней стоим. Рядом — еще планеты. Все они кружатся вокруг солнца вашего. Ты сказал, что есть другие солнца. Расскажи, кто там живет, какие там главные города. Мне нужно место, где бы много путей пересекалось, так я быстрее смогу найти то, что ищу.

— Другие солнца сюда светят. Земля одна, с разных краев — разные солнца. Улетел туда — опять на землю попал.

— Да как же так? — не понял я. — Корабли же улетают отсюда. Был здесь — улетел. Как же ты снова здесь очутишься?

— Всегда здесь! — кивнул ен-чун. — Мир один. Все концы здесь в один.

«Э, брат! Да что с тобой толковать», — подумал я. Школ здесь нет, глубокое Средневековье. Что эти аборигены могут знать о космосе, всю жизнь проработав на разгрузке?

— Да, — пробормотал я. — Низкий у вас тут уровень просвещения, что сказать. Знай, дружище, что мир твой не один. Миров много. И можно идти от мира к миру, от планеты к планете, от солнца к солнцу. Космос бесконечен… наверное… Уж абсолютно точно, что здесь у вас не пуп земли, а так, перевалочный пункт… А ты говоришь «концы здесь»!

— Нет значение нельзя сказать! — Ен-чун провел конечностью сверху вниз, рассердился, что ли… — Меня не может быть много, я всегда один. Мир только один. Здесь начало, здесь конец. В небесах плыть Черу-та-ра. На ней три Сохаба-ра, на них — земля. Небо закрывает конец начала. И нет ничего, кроме этого! Я аж поперхнулся.

— Чего-чего? — вытаращил я глаза, прокашливаясь. — Ты что же, рассказываешь мне сказку про черепаху, на которой три слона стоят, а на них земля? Матерь божья… — Я, конечно, слыхал об общности реликтовых мифов в разных концах земли. Но чтобы в другой галактике дьявольское существо с туманным обликом начало мне рассказывать про черепаху, на которой земля держится! Это уж слишком!

Я поднялся. Бессмысленность происходящего привела меня в бешенство. Тупость ен-чуна, уперто стоящего на своем, раздражала. А его объяснение устройства мира добивало вконец.

— Идем! — Я резко двинулся к выходу. — Нечего мне мозги пудрить! Черута-ра, чтоб тебя… — Ен-чун быстро скользнул за мной.

Темнота тут же ударила по лицу, я резко остановился. Как глупо. Ощущая себя всесильным в злобе, я мгновенно стал беспомощным в окружающей ночи.

Ен- чун прошелестел рядом. Я двинулся за ним, на выход.

За время, что мы провели за ночным обедом, погода испортилась. Ветер принес с моря мокрую туманную мглу, о крыши домов шелестел мелкий дождь. Да уж, ночка удалась на славу! Руки в карманы — и я засеменил позади фигуры проводника. Мы вернулись назад.

Оказавшись на веранде, под навесом, я встряхнулся, как собака, стер воду с лица. Отправился посмотреть, как там дела у Ари.

Девочка сидела чуть поодаль от больного. Лечение, похоже, закончилось. Существо по-прежнему лежало без движения, ему заменили покрывало на новое. Из-под края полога свисала неровная бахрома то ли кожи, то ли отростков. На голову, или что там у него, я старался не смотреть, — непонятный бесформенный кусок, не возникало ни малейшего желания искать в нем глаза, рот, пытаться угадать хоть что-то, похожее на человеческое. Страшного запаха больше не было. От тела исходил приглушенный стук: тук…тук… Я сморщился. Убогая комнатушка выглядела мрачно, остатки вони, казалось, пропитали весь дом. Горящая точка на столике раскрашивала стены угрожающими тенями. Пригибаясь, я подошел к Ари.

— Ты как? — спросил я. Присел на корточки, накрыл ее ладошки. — Идем? На улице дождь. Пойдем быстрей домой!

— Подожди. — Ари кивнула на существо. — Надо дождаться. Еще немножко. — Она чуть подвинулась. — Посиди со мной…

Я сел и прижался к ней, обхватив за плечи. Проводник маячил в проходе. Два других ен-чуна по-прежнему прятались в дальнем углу. Я опасливо оглянулся на них.

— Что это за дылда? — спросил я Ари про больного.

— Чужеземец. Он совсем из другого места. Идт-ет-ста. Этот мир не его. Я видела его желания. Это место убило его. — Ари помолчала. — Он словно попал в ловушку.

— Ты спасла его? — осторожно спросил я.

— Он постарается узнать больше. Но я не знаю. Думаю, он все равно уйдет отсюда.

— Да уж… — вздохнул я. Мне кажется, в этот миг я понял главную проблему космоса. Непонимание. Жить окруженным намеками, трудноулавливаемым смыслом, одним знакомым словом из десятка — адское мучение. Будто постоянно налетаешь всем телом на бетонную стену, и бессильное желание пробиться сквозь нее мучительно ломает всего тебя. Попытка вытянуть хоть какие-то сведения из тупого ен-чуна висела в памяти досадным утомительным грузом, а тут еще самый близкий человек на свете говорит что-то непонятное. Но Ари не человек…

Ари — не человек. Эта мысль застревала в голове, резала слух своей чудовищностью. Я обнимал теплое тело, чуть не дрожа от восторга прикосновения, а холодный ум тупо долбил в голове: «Это — не человек. Это нечто другое. Совсем, совсем другое…» Я сморщился как от боли.