Владимир Щербаков - Фантастика 1977

— Все это очень интересно, но бесполезно. Никто, кроме тех, погибших вместе с Летягиным, не знает, чем он занимался.

— Наша задача не упустить ни одной детали, чтобы потом по ним восстановить изобретение лейтенанта, — возразил генерал Чигодаев.

— Нет уж, нам надо или решить загадку здесь, или признать, что все мы пигмеи в сравнении с этим мальчиком.

— Тише, товарищи, — остановил Никитина Чехов. — Ставка Верховного Главнокомандующего требует от нас сделать все возможное. У вас ведь, Борис Васильевич, были какие-то на сей счет идеи?

— Весьма смутные. Но давайте подумаем имеете. Дайте кто-нибудь бумаги.

Капитан-особист достал из полевой сумки новенький блокнот с плакатом «Родина-мать зовет!» на обложке и положил перед Никитиным. Все сгрудились вокруг.

Утро застало их в тех же позах. Окна засияли акварельной ясностью. Чехов задул ненужную уже лампу и разогнулся.

— Да, — задумчиво произнес Шершевский. — Если мы и на верном пути, нам не хватает только одного — светлой головы этого юноши.

Никитин, чинивший ставший уже коротким карандаш, не подымая лица, отозвался:

— Может, когда-нибудь у вас в институте или у меня в конструкторском бюро изобретут такую установку. Уйдут на это годы, много сил и много средств. Изобретатели получат по заслугам: и славу, и большущие премии. И наверняка люди скажут, что они совершили научный подвиг. А как же назвать то, что сделал Летягин?

…Уже сидя в своей пятнистой «эмке», генерал-инженер вдруг вспомнил о зеркалах. Во всех своих версиях комиссия почему-то их упустила. Но зачем они понадобились лейтенанту? Если даже Летягин решил воспользоваться солнечной энергией, это тем более было непонятно. Да, зеркала, пожалуй, та деталь, которая оказалась им и вовсе не по зубам…

«Эмку» снова тряхнуло, и мысли получили другой оборот.

До чего неосторожно устроен наш мир, думал Чехов, то он теряет ценности, которые имел, то те, что мог бы приобрести.

Ромас Калонайтис

ПОСЛЕДНИЙ ВРАГ

Будто нехотя село солнце, и в темнеющем небе одна за другой зажглись звезды. Райнис неторопливо шел по пластмассовой дорожке. Около нее кое-где росли темно-красные и серо-синие марсианские цветы. Райнис отсчитал пять тысяч шагов, остановился и посмотрел на часы. Светящаяся стрелка приблизилась к букве Н. «Пора возвращаться, — вздохнул он. — А завтра вечером я снова дойду до этого места и снова вернусь. Время забыло обо мне. Поток событий струится мимо. А ведь где-то есть и мой час… Но не прозевал ли я его?» Он обернулся и, запрокинув голову, загляделся на небо.

Почти в зените висела Голова Горгоны — Райнис любил называть звезды старинными именами. Поэтому некоторые коллеги называли его чудаком. Он подмигнул Голове Горгоны и подумал: «Когда-то на Земле, на старушке Земле, была ночь, похожая на эту, а в пустыне, на сторожевой башне, стоял человек, такой же странный, как и я. Охваченный тревогой и тоской, он смотрел на Голову Горгоны и подмигнул ей. Заколдованный блеском звезды, он спустился с башни и пошел через пустыню к горизонту, к свету звезды. Через год кочевники нашли его скелет у высохшего колодца. Бледный летописец взял расщепленное гусиное перо и вычурными письменами вывел на пергаменте Алепа: „Когда человек глядит на Голову Горгоны дольше, чем ему позволено (хвала всемогущему владыке мира), мигающая звезда приносит ему беду! Верующие! Остерегайтесь коварного глаза демона пустыни. Его взгляд превращал древних греков в камень, вы же белыми костьми ляжете у подножия вечности“. Погонщики караванов разнесли эту весть по городам, и люди после восхода Головы Горгоны уже не смотрели на небо. Безымянный часовой вошел в людскую память. На Земле даже следа от этого события не осталось, кроме выцветших строк в пергаменте Алепа, покрытом пылью в хранилище древних рукописей в Дамаске. Но оно не исчезло — все еще летит в пространстве со скоростью света, повинуясь хорошо известному закону Сохранения, такое же живое и настоящее, как в ту ночь, в пустыне. Оно еще не покинуло пределов Галактики и когда-то (этот момент можно было бы рассчитать, решив уравнение трех иррациональных пространств и найдя единственную возможную точку их пересечения, но для решения уравнения пришлось бы израсходовать всю энергию Солнца и ресурсы времени, оставшиеся для Солнечной системы) пролетит мимо Земли — неуловимая тень прошлого — и тогда уж отправится в путешествие по другим галактикам, и не вернется никогда, только маленькой каплей упадет в глубины памяти вселенной. Я подмигнул Голове Горгоны — и это тоже улетело вслед этому событию. Так они будут мчаться, не останавливаясь, никогда не встречаясь, разделенные темной рекой, которую мы называем Временем».

Райнис рассмеялся и громко сказал: — Становлюсь мечтателем. Завтра надо будет добровольно помыть пол, чтобы успокоиться…

Он не договорил. Все еще глядя на Голову Горгоны, он вдруг рядом с звездой заметил слабую светлую точку. Она еле двигалась. Райнис наблюдал за ней минут десять.

— Снова этот же объект, — тревожно прошептал он. — Я не ошибаюсь. Год назад он пролетел на запад, мимо звезды Аалмака, и связь с ним установить не удалось. Это точно космический корабль — такие строились в предпоследний период по так называемой формуле Р. Наверно, команда покинула корабль, пустив его по замкнутой орбите. Здесь он делает поворот, поэтому виден недолго.

Он умолк, опустил голову. Нужная мысль созрела сама, непроизвольно. Райнис еще раз посмотрел на точечку. Теперь она была совсем рядом с Головой Горгоны. Райнис бросился бежать. Запыхавшись влетел в базу. Удивленному дежурному наблюдателю показал на движущийся объект.

— Да, — кивнул наблюдатель, — это тот же неизвестный космический корабль, впервые замечен в прошлом году. Кажется, брошен на произвол судьбы. Я запросил Землю — велели не интересоваться.

— Знаешь, Вальдмань, он меня чем-то привлекает. Наверно, мне хочется убежать от себя, еще раз пожить в прошлом или вырваться в будущее. Я должен найти себя. Или погибнуть… Я сделаю на нем один круг — хочу избавиться от пустых мечтаний и воспоминаний. Возьму патрульную ракету и попытаюсь догнать этот корабль. Давай назовем это инспектированием. Сообщи начальнику базы. Увидимся через год, если я вернусь.

Вальдмань улыбнулся: — Лети, не буду тебя отговаривать. Гринин рассердится, но я попытаюсь защитить тебя.

Райнис побежал прямо на площадку, где стояли подготовленные к полету патрульные ракеты. Через несколько минут Вальдмань помахал рукой вслед струе огня, вырывающейся из дюз ракеты.