Владимир Блинов - Поиск-89: Приключения. Фантастика

Поиск-89: Приключения. Фантастика

Загадка хранящегося в тагильском музее двухколесного «самоката» вот уже много десятилетий не дает покоя историкам и краеведам. Слишком отрывочны и противоречивы сведения об изобретателе первого русского велосипеда. Лишь в последние годы архивный поиск кое-что прояснил в судьбе уральского умельца. Эти новые материалы и легли в основу исторической повести Владимира Блинова «Артамонов след», открывающей сборник «Поиск-89».

В разделе фантастики центральное место занимают две повести — «Дождь» Владислава Романова и «Язычники» Сергея Другаля. «Дождь» — это поэтичное сказание о любви, написанное в жанре современной «гофманианы», где причудливо переплетаются фантастика и самая будничная реальность. «Язычники» сюжетно примыкают к циклу произведений С. Другаля об Институте Реставрации Природы. И действуют в повести знакомые многим читателям персонажи — воспитатели Нури и Хогард Браун, охотник Олле. Но на этот раз действие развертывается в «сожравшей саму себя» Джанатии, где природа в агонии и людям уже нечем дышать… «Язычники» — это не только гневная антиутопия, созвучная нарастающим тревогам сегодняшнего мира; автор использует порой и приемы динамичного НФ боевика — что ж, и они фантастике непротивопоказаны.

Рассказы, вошедшие в «Поиск-89», как всегда, разнообразны по жанру. Рядом с фантастическими притчами Александра Чуманова («Корней, крестьянский сын», «Находка», «Эксперимент») полная зловещих тайн новелла Андрея Щупова «Закрой глаза…». Но автор ее, 25-летний свердловский инженер, самый молодой участник сборника, представлен в нем и вещью совсем иного плана — НФ юмореской «Атавизм». Еще более фантасмагорична миниатюра Д. Надеждина «О вкусах не спорят». Окутан дымкой загадочности рассказ тагильчанки Татьяны Титовой «Сублограмма» (она, так же как и А. Щупов, дебютантка «Поиска»). А «Задача» Германа Дробиза, наоборот, — четкая по мысли и краскам философская притча.

Публикуется в сборнике продолжение биобиблиографического обзора «Довоенная советская фантастика» (составители В. Бугров и И. Халымбаджа). Начало его читатель найдет в «Поиске-86».

Все авторы сборника — уральцы. Правда, прозаик и драматург В. Романов, в недавнем прошлом редактор Свердловской киностудии, сейчас живет в Москве.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Владимир Блинов

АРТАМОНОВ СЛЕД

Повесть

Золотые парчовые лучики прошили сизые петербургские небеса, украсив их подобно галунам на генерал-аншефском мундире. Потомственный владелец уральских горных заводов, попавший после смерти государыни в леденящую опалу, а нынче вновь неожиданно возвеличенный, более того, отмеченный титулом почетного камергера, Николай Никитович Демидов изволили в сей день бодрствовать в непримерно раннюю пору, ибо назначен был государем императором Павлом Петровичем сразу же после заутрени дворцовый бал. Удивляться же причудам императора считалось не только неприличным, скорее опасным.

— Вони-и-и-фа-а-а-тий, — шумно зевал и потягивался Николай Никитович, примеряя перед зеркалом парик, — Вонифатий… м-да, вот так, пожалуй, лучше. Парик, мой друг-каналья, должен быть не токмо аккуратно уложенным, но главное — подчеркивать благородность лица.

— А как же, ваше сиятельство, — кивал слуга, — все учли-с — и пропорции, и цвет, и размер буклей-с.

— Вонифатий, ты, того… поторопись! Отчего такая пыль на зеркалах? Кстати, со следующей недели, мой друг-каналья, ты того… перейдешь в распоряжение князя Петра Васильевича Лопухина. Не куксись, на время, мой друг, на время. Вместе с Филькой, Никишкой и Гришкой. Я князю многим обязан.

— Ваше сиятельство, вы же обещали-с… Недаром осваивал по вашей воле и словесную, и цифирную школы-с.

— После, мой друг, после. Впрочем, князь Петр, возможно, использует твои способности в каллиграфии.

— Вы приказывали напомнить, ваше сиятельство… Так что в приемной изволят ждать с докладом управляющий ваших тагильских заводов.

— Что за надобность? — поморщился Николай Никитович, дополнительно напудривая нос. — Именно когда я спешу! Впрочем, пусть войдет… э, предупреди его, однако, что в распоряжении у меня четверть часа, знаю я его канитель.

Первым делом низко, в пояс, поклонился Акинфий Любимов, басом провозгласив полагающиеся словеса в честь своего господина. Тут же выдвинул он перед собой зеленые сафьяновые корки, а там уж пошел сыпать цифрами, сотнями, пудами, рублями…

— Э, Михалыч, ты того… короче, суть изложи.

Поправив орден Станислава, поднялся Николай Никитович и, заложив одну руку за спину, повернулся перед зеркалом вправо, а затем и влево.

— Молодец, Вонифатий, умеешь быть полезным хозяину, жаль мне расставаться с тобой, да что поделаешь, воля господня. На время, обещаю тебе, на время… Михалыч, так ты… того, оставь мне бумаги на досмотр. Зайдешь завтра, а лучше — через три дня, да. Кстати, как там мой мастер, как бишь его… экипаж еще парадный задумывал?

— А, Егор Кузнецов! Во здравии, господин, во здравии, хотя слаб стал глазами. Дроги его на выходе. Племяш у него толковый в спомоществователях…

— Артамошка-то? — не выдержал Вонифатий, однако тут же поперхнулся и с удвоенным усердием засуетился, прибирая туалетный столик.

— О воле смерды мечтают, — добавил управляющий.

— Вот как! Это мы еще поглядим. А изделие их может оказаться весьма кстати. Пусть стараются. Ну-с, absens heres non erit![1] Эй, канальи! Филька, вели подавать карету!

Ох и радовалась ребятня ярому апрельскому солнышку, и первым пучкам зеленой травы, и глинисто-золотистым подсыхающим плешинам возле Лисьей горы, на коих уже можно было и бабки метнуть, и на кулачках поспоровать, и в чугунные зады потягаться. Артамон глядел, как прибавлялось шапок на голове Васятки, истуканом сидящего на сухом бугре. Вот и следующий парень прыгнул через него, свой картуз положил сверху. Еще один махнул козлом, колпак приладил. Николашка разбежался, крякнул, ладно подскочил, да не смог перелететь через гору шапок, мал еще, сразу три штуки-то и сшиб. Теперь, паря, рассчитывайся.

Радостно взбрыкнул Васятка, надоело сидеть на студеной еще землице, встал на карачки. Ребятня же шумно схватила Николашку, зараскачивала:

— Нашему барину ладно кол вобьем!