Юрий Никитин - Проходящий сквозь стены

– Кого?

– Людей, наверное. А также немножко из орков. Ты не заметил, что здесь несколько… иная компания?

Я помотал головой.

– Не заметил, ты права. Я все время на тебя смотрел.

По ее губам скользнула сдержанная улыбка.

– Говоришь так серьезно, что кто-то поверил бы.

К нам заглянул Андрей, веселый и довольный, следы помады на щеке, сказал ликующе:

– Вот вы где!.. Лина, там тебя Элиза обыскалась.

Она сказала торопливо:

– Спасибо. Бегу.

Она быстро прошла мимо нас. Андрей посмотрел ей вслед и сказал дружески:

– Знаешь, у нас не принято разбиваться на пары. Здесь все колхозное, что значит – общее. Или точнее, никто никому не принадлежит, все личности! Вот ты – личность?

– Надеюсь, – ответил я угрюмо. – Мог бы все-таки и не вламываться.

Он покровительственно засмеялся.

– Э, парень, есть места, где даже деньги побольше твоих ничего не решают. Но это вовсе не значит, что такие места везде. Понял?

– Понял, – ответил я уже не так зло, он прав, если в этой компашке такие правила, то я могу попробовать отвезти Лину в такие места, где все по-другому. И где со мной считаются больше. – Спасибо, понял.

– Вот и хорошо, – сказал он со странной интонацией, будто сомневался, в самом ли деле я понял. – Главное, чтобы все было адекватно. Это такое слово «адекватно», вроде «типа» или «ну, ты понял». Или даже «типа, ну ты понял». Кстати, а этот стол тебе влетел в копеечку. Не жалко таких денег на такую ерунду?

– Ерунду? – переспросил я.

– Ну да, ерунду. Коньяки по двести баксов за бутылку, шампанское по триста…

– По четыреста, – уточнил я.

– Вот видишь, – сказал он с непонятным выражением. – И черная икра килограммами! А ведь все это уйдет в унитаз точно так же, как и макароны за червонец. Стоило ли?

Я сказал с мужественной беспечностью:

– А для чего живем, как не для удовольствий? Я не жадный. Деньги нужно тратить. Когда-то и я не понимал разницу между вином за тридцать рублей и за тридцать тысяч. Теперь понимаю.

Он спросил с сомнением:

– В самом деле есть разница?

– Есть, – заверил я. – Вот соберемся в следующий раз, я закажу разные, чтобы можно было сравнить. Ты все поймешь.

Он вздохнул.

– Вряд ли.

Я засмеялся.

– Бумажник пуст? Не беда, на то есть друзья, чтобы на них положиться. Договаривайтесь… или я лучше сам все закажу и организую.

Он протестующее выставил вперед ладони.

– Нет-нет! Это у тебя своя фирма, и тебе не надо быть на службе от и до, да еще обязательно при галстуке! А мы все – народ подневольный. И хотя студенты тоже сбегают с лекций, но все же не со всех и не всегда. А некоторые еще и работают. Или хотя бы подрабатывают.

– Хорошо, – согласился я, – уточняйте, а потом Лина пусть мне только скажет время и – сколько человек. Организую все по высшему классу!

– Да-да, – сказал он все с той же странной интонацией, в которой мне чудилось нечто недосказанное, – это да… ты организуешь, верю. Да только, как бы тебе это объяснить, не надо нам ничего организовывать. Понимаешь, в нашем мире от черной икры, которую лопаешь большой ложкой, не умнеют… как и в твоем, кстати. Но вам на это наплевать, а нам – нет.

Я спросил непонимающе:

– Хочешь сказать, что черная икра как-то тупит мозги?

– В какой-то мере, – ответил он с той же непонятной интонацией. – В какой-то мере… Так что на будущее не надо организовать. Ничего! Это доступно?

Я покачал головой.

– Нет. Не доступно. Плачу я, с вас ни рубля, студенты – народ бедный, знаю. Так в чем траблы?

Он вздохнул.

– Знаешь, орк, мы тут что-то вроде эльфов. Не такие крутые, как вы, орки, не такие быстрые, как темные, не такие неразборчивые, как раса людей. Так что живем не так, как у вас, орков. Доступно? Это так, в общем. Умному достаточно. Вы же, орки, умные?

Я помолчал, откуда он знает, что я баймлю всегда за орков. Но раз угадал точно, да еще с такой уверенностью, что даже не спрашивает, а говорит так, словно иначе и быть не может, я – орк, на мне как будто написано, что я из орочьего племени…

– Лады, – ответил я сумрачно, – но посоветуюсь с Линой. Если ты не против, конечно.

Я постарался подбавить в голос сарказма, чтобы он видел, как мне наплевать на его мнение, но он не понял, с самым серьезным видом кивнул.

– Посоветуйся. Да-да, именно посоветуйся.

Я ушел с балкона, что-то он не то имел в виду, что сказал. Эти светлые эльфы еще большие хитрованы, чем темные, те сразу и честно признаются: да, мы – говно, а эти хитрят, скрывают нутро, как будто там не такое же говнецо.

Не люблю таких.

Расходились за полночь, шумно и с воплями застряли в прихожей, все обменивались поцелуями и шутками. Почти каждый предлагал мне присоединиться, но я вежливо отказывался: дурак буду, если сейчас уйду. Наконец в квартире остались только Андрей и Вероника, но и одни начинают вроде бы собираться, Лина взяла меня за руку и вывела на балкон. Сердце мое ликующе трепыхнулось, как все классно получается, а я все ломал голову, на какой козе подъехать, здесь же только к стенке ее прижать, задрать кофточку…

Ее глаза смотрят очень серьезно, и мои руки висят бессильно, даже не пытаясь сделать движения к ее вторичным половым признакам.

– Виталий, тебе тоже пора.

Я пробормотал:

– Ну что ты, я вовсе не собираюсь задерживаться до утра… Но пусть они идут, я выйду чуть позже…

Она покачала головой:

– Нет. Извини, но в этой квартире правила устанавливаю я.

– Лина, – сказал я с укором, – ну что ты в самом деле! Так все хорошо шло, стол был таким хорошим, все оттянулись, побалдели…

Она вздрогнула, глаза чуть расширились.

– Или, – спросила она шепотом, – ты считаешь, что, заказав эти дорогие вина, обязал меня чем-то особенным?

Она смотрела требовательно, я постарался как можно естественнее изобразить недоумение и даже возмущение, что ей пришла в голову такая мысль, хотя, вообще-то, кто девушку танцует, тот ее и ужинает, или, как говорят гораздо точнее: кто девушку ужинает, тот ее и танцует. Но здесь, как сказал Андрей, не отличают изысканные вина от простой бормотухи, так что мою жертву мало кто оценил, теперь заметно. Даже прощались со мной, уходя, как-то слишком весело, как с приглашенным тамадой или затейником, которого пригласят только на следующий праздник, но в свой круг не примут.

– Ты чё, – спросил я как можно более естественнее, – обалдела?

Она не сводила с меня взгляда, глаза тревожно расширены, там темнота.

– Ну, – сказала она с неуверенностью, – если тебе и в голову такое не приходило, то извини, что я такое о тебе подумала.

Все-таки она понимает, что я хотел и собирался остаться, как понимаю и я, что она все поняла, но оба разыгрываем спектакль, что я ничего такого не хотел и не думал, а она вообще не может поверить, что у меня есть гениталии, словом, оба изображаем импотента и дурочку.