Кирилл Якимец - Отряд "Омега"

Василий встал, размял руки, потряс в воздухе ногами. Ольга все еще стояла в дверях своей спальни. Даже в мешковатой местной одежде из голубого хлопка она выглядела великолепно.

— Что пялитесь, ханум? — сердито буркнул Василий.

— Сделал он тебя, янычар. Слушай, Борис, а ты такой удар знаешь?

И Ольга сложила пальцы, как бы готовясь нанести «кре-корх». Борис кивнул и сложил пальцы тем же способом.

— Да, это "удар пьяницы". А если так, — он развернул кисть вертикально, — то получится "удар богомола".

— Но это ведь один и тот же удар! — опешила Ольга.

— Не то, Оль, не то! Разный настрой. Пьяница полностью спонтанен, он сам себя не помнит. Потому и силен. А богомол логичен, просто логика у него извращенная, противник теряется…

Василий тоже сел в свое кресло. И тоже закинул ногу на ногу.

— Так ты хочешь сказать, что у вас все так умеют? Как ты?

— Нет, вообще-то. Ну, я рассказывал, как меня побили уроды в тюбетейках, пока я плату домой тащил? Я тогда драться не любил, и сейчас тоже не люблю. Но компьютеры я тоже не любил, однако разобрался же! Вот я и решил, что драться надо подучиться. И подучился, чуть позже. В Москве есть мастер, Михаил Карловацкий. Он, в основном, не по дракам, а по медицине. У нас это называется "народный целитель". Я к нему сначала лечиться пришел, со всякими личными проблемами. А он говорит: тебе против всех твоих проблем три вещи нужны — два кулака и много денег…

— Кстати о деньгах.

Ольга медленно обошла разбитый в щепки журнальный столик, поддела носком сапога осколок вызочки и весело поглядела на остатки люстры, криво свисавшие с потолка.

Борис вскинул брови.

— Я же сказал: много денег. Подумаешь, люстра! На постоялом дворе куролесить — славная традиция российского купечества. Да, о купечестве, чуть не забыл. Телефон-то не разбили? Цел. Вот и славно.

Борис достал из-под кресла аппарат связи, примитивный, но зато сделанный в виде красивой шкатулки, покрытой турецкими узорами. Говорил он короткими фразами, по-турецки.

— Максуд? Я. Дело? Странно, я же должен был… Ага, шайтан их поймет. Но я в Стамбуле, готов ехать. А ты поедешь со мной. Как… Слушай, ты жить хочешь? А богато жить? Поедешь со мной. В восемь вечера на моем причале. Жду.

Борис положил трубку. Выглядел он обеспокоенным.

— Габдулла что-то задумал. Максуда я вычислил, он меня Габдулле продал. А плыть нам так и так надо, а для этого…

Он снова стал крутить диск. Теперь разговор шел по-русски.

— Мариночка? Свяжись с Вадиком. Боря это, не узнала? Так… Понял.

Борис поджал губы. Нажал пальцем на рычаг, продолжая держать трубку в руке.

— Итак, Вадик будет ждать. Что же… Ага. Для Максуда, наоборот, удача, что я его с собой беру. Это он так думает. Короче, собирайтесь. И оружие держите наготове. И улитку свою берегите.

— Но нам надо поднять аппарат… — попытался возразить Василий.

— Сначала надо понять, как им управлять. Сам принцип. А поможет только Карловацкий. Я в него верю, а больше — ни во что. Едем в Москву.

Пурдзана запихнули в каюту, с глаз долой. Остальные расселись на палубе. Девушки загорали на корме, Хафизулла о чем-то с ними весело болтал. Мин-хан сам вызвался помочь матросам. Василий и Ольга разместились на носу и внимательно смотрели в сторону набережной — им было интересно, как выглядит Максуд.

По набережной сновали юнцы на мотороллерах, куда-то неторопливо шагали рабочие в комбинезонах, как у Мин-хана. Но вот к самому причалу подрулил широкий темно-зеленый автомобиль с тонироваными стеклами. Матросы, не переставая что-то привязывать и подвинчивать, все одновременно проверили, на месте ли оружие. Василий тоже положил руку на заранее раскрытую кобуру. Борис предупредил, что неприятности могут возникнуть самые разные. Но сам он, казалось, никаких неприятностей не ждал.

Выскочив на причал, Борис пошел навстречу автомобилю, широко улыбаясь. Сандалии его звонко шаркали по бетону. Из автомобиля выбрался невысокий толстячок в черном костюме. Воротник его белой сорочки был подвязан той самой странной штукой, похожей на песочные часы, которую Василий уже видел здесь у многих, а еще раньше — у кого-то в Буферах. Борис объяснил, что эта дрянь называется "галстук".

Толстячок тоже широко улыбнулся Борису. Они обнялись. Автомобиль подал задом с причала, развернулся и уехал. Непосредственно сейчас неприятности, очевидно, не ожидались.

Матросы перестали ощупывать оружие, Василий снял руку с кобуры. Борис и Максуд взошли на борт. Борис посмотрел на часы.

— Минута в минуту. Что ж, поехали. Бахтияр! — крикнул он человеку в рубке, — Пятый маршрут, в нейтральные — через зону Восемнадцать. Вперед. А мы с Максудом выпьем брэнди. Будешь брэнди?

— Мусульмане не пьют, — ухмыльнулся Максуд, — а я, впрочем, выпью. Пошли.

Борис украдкой встретился взглядом с Василием. Василий понял и тихонько пошел следом в каюту.

Борис усадил Максуда возле тумбочки-бара. Напротив молча сидел Пурдзан. Василий встал в дверях.

— Постой там, Вась, — сказал Борис. Потом открыл бар, налил большие бокалы брэнди себе и Максуду.

— Мои друзья, к сожалению, не пьют крепких напитков.

— У тебя теперь в друзьях курды? — брезгливо спросил Максуд, мельком глянув на Василия. Держится молодцом, отметил Василий, хотя догадался уже, наверное, что влип.

— Я и с курдами торгую. Но Василий только так одет. И этот дедушка — тоже одет не совсем правильно. Пур, сними тряпочки.

Пурдзан, не торопясь, смотал тюрбан, а потом и обмотки с копыт. У Максуда отвалилась челюсть. А Пурдзан тем временем снял плащ.

— Ш… Шайтан! — пробормотал Максуд.

— Можно, Пур, — сказал Борис, — только не убей.

Копыто Пурдзана метнулось к покатому лбу толстяка. Максуд был так ошарашен, что не успел уклониться и рухнул без сознания носом на чистый досчатый пол.

Борис вытянул из рукава свой шнурок-удавку и ловко связал Максуду за спиной руки и ноги — совсем недавно он так же связывал Василия. Василий потер затылок: вот, оказывается, как это выглядело со стороны.

Взвалив Максуда на диван, Борис выплеснул остатки брэнди ему в лицо. Максуд открыл глаза. Первое, что он увидел, это копыта Пурдзана. Пурдзан сидел, развалясь, и криво улыбался.

— Шайтан! — опять пробормотал Максуд. Капли брэнди стекали на плюшевую обивку дивана по его тугим смуглым щекам.

Пурдзан замахнулся, но Борис его остановил.

— Подожди, Пур. Максуд, хотя и пьет, и в мечеть почти не ходит, верует в Аллаха. И в шайтана тоже. Он уже догадался, с кем из этих двоих имеет дело.

Сказав это, Борис незаметно подмигнул сначала Пурдзану, потом — Василию. Василий чуть не расхохотался, а Пурдзан не смог удержаться и заржал во всю глотку. Но Максуд, видимо, воспринял его смех как проявление дьявольской кровожадной радости. Он весь дрожал, бормоча бессвязно какие-то молитвы.