Фрэнк Герберт - Белая чума
Джон остановился рядом с Херити и почувствовал, что захвачен этой размытой перспективой, форма ландшафта сама управляла движениями его глаз – заплаты обработанной земли и рощи на средней дистанции, ручей с поросшими ивняком берегами, потом более отдаленные поля, и так до тонкой ленты дороги, ведущей на следующий перевал. Облака на востоке окаймляли сцену розоватым цветом.
Херити сказал:
– Эта земля держит нашу историю на своей ладони. – Он указал рукой. – Этот перевал – через него прошло жалкое отступление армии О'Салливэна.
Нечто в тоне Херити захватило Джона, заставляя его видеть эту землю глазами Херити – место, где армии маршировали взад и вперед и где, не так давно, люди, за которыми охотились «черно-рыжие», бежали во тьме, чтоб найти укрытие в домиках бедняков. Дедушка Джек Мак-Карти рассказывал эту историю много раз, всегда заканчивая ее так: «Это судьба ирландца, быть гонимым от одного несчастья к другому».
Отец Майкл обошел Херити и резво направился по дороге. Мальчик время от времени делал пробежку, иногда подпрыгивая, чтобы сорвать лист с нависающей ветви.
Херити ждал до тех пор, пока они не ушли вперед почти на сто метров, затем кивнул Джону и последовал за ними.
– Безопасней будет сохранять некоторую дистанцию между нами, – сказал он. Он махнул автоматом в направлении вырвавшейся вперед пары. – Посмотри на этого сумасшедшего священника. Ты знаешь, что он хочет сделать из парня еще одного черносутанника? А парень, он хочет только, чтобы его покойная мать вернулась к нему, как Лазарь из могилы.
Наблюдая краем глаза за Джоном, Херити ожидал, какой будет эффект от этих слов. Ничего не было. Ну что ж, когда-нибудь совсем скоро, перчатки должны быть сняты. Он подумал о сообщении, которое он оставил у Вика Мерфи, чтобы тот передал его конной почтой Финна Садала для пересылки в Дублин.
«Я убедил его, что ему полностью доверяют. Теперь мы проведем его мимо дома Маккрея и посмотрим, как это на него подействует. Попытается ли он распространить чуму? Передайте весточку Лиаму и предупредите его быть начеку, когда он будет проходить мимо нас».
Пусть Кевин О'Доннел думает о хитрости этого плана!
– Почему ты все время называешь отца Майкла сумасшедшим? – спросил Джон, вспоминая покрытую рясой фигуру в хижине, где он получил одежду. Неужели сейчас все священники сошли с ума?
– Потому что он безумен, как шляпник! – сказал Херити. – У меня есть друг, Лиам Каллен, так он называет их всех «Лакенами Литургии», а он человек, который любит щегольнуть любопытной фразой.
– Лакены Литургии? – спросил Джон. – И что это… – он запнулся, споткнувшись о камень, затем снова поймал равновесие.
– Ты не слышал о «монстре Лакене»? Том, который приказал начать атаку Кавалерийской Бригаде? Его не надо путать с Патриком Сарсфилдом, графом Лакена, который защищал Лимерик после Бойна. Когда он увел свою Ирландскую Бригаду к королю Луи во Францию, они разгромили Колдстримскую Гвардию в битве у Фонтене.
– «Дикие Гуси», – сказал Джон.
– А-а, так ты знаешь о Бригаде. Но Лиам имеет в виду другого Лакена, того, который согнал сорок тысяч ирландских фермеров с их земли – большинство из них на верную смерть. И что же увековечила английская история? Шестьсот английских мерзавцев, причем глупых настолько, чтобы выполнять приказы такого ужасного человека!
– Ну и что же здесь общего со священниками?
– Разве ты не слышал, как они цитируют священное писание в ответ на наше отчаяние и разрушения? Покорность! «В долину смерти», – он говорит. Туда мы и идем! «Оставьте землю свою», – говорит тот зверь. И мы убираемся! Они все ведут нас к самоубийству и не станут даже молиться за нас. Как тупые овцы, мы говорим им: «Дайте нам место, чтобы выкопать себе могилы». Лиам прав: Лакены Литургии.
Джон посмотрел на низкую поросль слева, каменная стена здесь была покрыта лишайником. Как внимательно Херити следит за ним. Что Херити ищет?
– Только те, кто дают отпор, заслужили наши слезы, – сказал Херити. – У тебя есть воля, чтобы давать отпор, Джон?
Джон с трудом проглотил ком в горле, затем ответил:
– Ты видишь, я здесь. Я не обязан был ехать.
«А все-таки был обязан», – думал он.
Удивительно, но Херити, казалось, был тронут ответом Джона. Он похлопал Джона по плечу.
– Это правда. Ты здесь, с нами.
«А почему ты здесь?»
Херити потряс головой, зная, что он должен исходить из предположения, что это О'Нейл, сам Безумец. И если бы он сам был О'Нейлом… Херити заставил себя взглянуть правде в глаза.
«Бомба, которую мы сделали, убила его жену и близнецов. Он дал сдачи, прокляни Господи его душу!»
Некоторое время спустя Херити начал мурлыкать мелодию, потом запел:
Моя чернушка Розалин, Не плачь и не грусти!
Ушли монахи в океан, Теперь они в пути!
Он прервал песню и бросил испытующий взгляд на Джона, эту лысую голову, обрисованную на фоне тумана, худое, заросшее лицо, выражение которого совершенно не изменилось.
Вздохнув, Херити некоторое время шел молча, потом прибавил шагу, вынуждая Джона ускорить шаг, чтобы держаться рядом.
– Монахи ходят везде, – сказал Херити, кивнув в направлении одетой в черное фигуры впереди. – И в их мешках совсем не вино папы римского. Хотя сейчас я не отказался бы и от испанского пива, чтобы оно дало мне надежду и развеселило сердце.
36
Теперь вы знаете, что вызвало мой гнев.
И не сомневайтесь! Вспоминайте чаще о непроходимом невежестве ирландцев и англичан, их массовом стремлении причинять друг другу страдания. Вспоминайте кровавую руку Ливии с ее тренировочными лагерями для террористов и доступным оружием. Как могу я терпеть существование таких глупцов?
Джон Рой О'Нейл, письмо второеБольшая часть хаддерсфилдской администрации и исследователей собиралась в зал заседаний административного корпуса на утреннюю встречу с Рупертом Стоунером. Люди двигались по тротуарам с опасно наклоненными вперед зонтиками, стараясь, где это возможно, держаться в укрытии, чтобы скрыться от легкого дождя, начавшегося где-то на рассвете.
Стоунер появился на сорок минут раньше и заставил Викомб-Финча предварительно позвонить своим заместителям и Бекетту, а потом мчаться бегом из своего рабочего кабинета. Он явился, запыхавшись, его твидовый пиджак темнел от дождя, попавшего под зонт. К счастью, его секретари приготовили кофе со сладкими булочками, и у них со Стоунером наступил короткий антракт, во время которого они вспоминали старые школьные времена: Уай и Стоуни.
Викомб-Финч думал, что Стоунер не изменился к лучшему со времени их учебы в старших классах, когда они готовились стать привилегированными носителями бремени цивилизации. Стоунер тогда был коренастым румяным юношей с всклокоченными волосами цвета, приближавшегося к темно-песочному. У него было, скорее, каменное лицо с бледно-голубыми, холодными наблюдательными глазами. Стоунер сохранил румянец, волосы его все еще были всклокочены, хотя теперь это было больше похоже на рассчитанный эффект. Глаза его были еще более холодными. Детское прозвище Стоунера подходило к нему теперь еще больше: камень затвердел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});