Евгений Филенко - Эпицентр

— Ничего, — сказал Моргенштерн без особой уверенности. — Еще не все потеряно, у вас ведь есть трикстер.

— Но позиция не так плоха, чтобы пускать ею в ход.

— Мы и не станем этого делать… до поры. Мы что-нибудь придумаем… с Дождевым Магом.

Моргенштерн поманил пальцем — к видеалу, воспроизводившему позицию, как ее оставили игроки перед уходом на перерыв, подкатил когитр в необычной для такого рода техники форме шара. Гроссмейстер прихватил его с собой прямо с Земли, отказавшись от услуг местных кладезей мудрости. «Бен Бецалель и его верный маленький Голем…» — подумал Кратов. Натан Моргенштерн и впрямь походил на легендарного пражского раввина — если бы тот вдруг оставил опасное баловство с чернокнижием и на старости лет решил предаться радостям жизни. Кратов постоял над этой неразлучной парочкой, скептически обозревая мелькавшие на экране сценарии поведения Дождевого Мага. По его скромному разумению, это был тупиковый ход событий. Впрочем, сейчас он соображал настолько мало, что вряд ли годился Моргенштерну не то что в советчики, а и в мальчики для подавания прохладительных напитков. Поэтому он просто торчал позади, как декорация (а вернее сказать: как большой, в натуральную величину, насквозь глиняный и очень тупой Голем), усиленно моргая свинцовыми веками, и дожидался, пока не появится Урсула н не заберет его в свои владения.

Урсула не запозднилась, молча взяла его за локоть и повлекла за собой. Они шли пустынными коридорами «Протея», и никто не попадался им навстречу. То ли все были заняты своими делами, то ли сказано было не путаться под ногами, то ли по локальному времени была глубокая ночь. Распахнулась белая дверь («Повелитель Туманов перемещается на белое поле», — автоматически отметил Кратов), заботливые руки подхватили его, во мгновение ока избавили от одежды, уложили — ложе было не мягкое, и не жесткое, а в самый раз. «Подождите, попытался было протестовать Кратов, — мне нужно поговорить с Данбаром». Но сопротивляться Урсуле он был не в состоянии и в лучшие времена. «Спать» просто прикрикнула на него эта колдунья и легонько ткнула ладошкой в лоб. Как будто заботливо подтолкнула его, стоящего на самом краю пропасти беспамятства.

И ему не оставалось ничего иного, как ухнуть в эту пропасть вниз головой. Голова налита была чугунной тяжестью и прекрасно справлялась с ролью гири.

Он закрыл глаза…

3

И тут же открыл.

По крайней мере, ему так показалось.

Но вместо Урсулы в изголовье уже сидел, аккуратно уложив пузо на колени, директор «Протея» Фергус Данбар. Огромный и уютный, в окладистой русой бороде, при располагающей к доверительным беседам лысине в венчике из пышных русых кудрей, как всегда в ковбойке с закатанными рукавами и просторных джинсах на помочах и с расстегнутой верхней пуговицей. И, как всегда, смотрел на него с нескрываемым любопытством.

— Однажды вы объясните мне, зачем ксенологу такие мышцы, — сказал он.

— Никто не рождается ксенологом, — улыбнулся Кратов. — Как наши дела, Фергус?

— Безнадежны, — отвечал тот с ангельской улыбкой.

— Так же, как и вчера?

— И даже еще хуже.

— Аминь…

Кратов пружинисто вскочил сразу на обе ноги Данбар слегка посунулся назад, поглядывая на него, как на расшалившегося теленка, — и подошел к видеалу, имитировавшему распахнутое настежь окно. Сквозь наивные ажурные занавесочки пробивалось живое, теплое свечение плывшей под стационаром планеты. Полтыщи километров до прекраснейших бескрайних лугов, поросших густой зеленой травой, до изумительних лесных массивов с изобилием целительной хвои, до спокойных теплых морей с прозрачными изумрудными водами…

— Материковая Аркадия, — сказал Кратов. Данбар привстал со своего кресла, заглядывая ему через плечо.

— Угу, — согласился он. — Жемчужное море, Берег Русалок.

— Они назовут это по-другому.

— Да уж наверное…

— Я даже знаю как. Я видел их карты.

— Не надо, — попросил Данбар. — Не хочу я слышать эти названия… в которых одни шипящие да свистящие.

— И не станет в Галактике планеты по имени Сиринга, — безжалостно продолжал Кратов. — А появится планета по имени Хиуссоахасас.

— Прекратите, Констатин! — сказал Данбар. — Что за нужда вам травить душу?!

— Азарт обостряет чувства, — промолвил Кратов. — А злость — сестра азарта.

— Не хватало, чтобы вы обозлились на целую разумную расу, — проворчал Данбар. — Если бы разведчики тоссфенхов пришли сюда первыми, мы бы и слыхом не слыхали про эту планету.

— Но они не пришли первыми. Они пришли одновременно с нами. И я не хочу отдавать им Сирингу.

— А уж я — то как! — вздохнул Данбар.

— И я даже не могу как следует на них разозлиться!

— И я тоже.

— Вы нашли мне то, о чем я просил?

— Угу. — Данбар выудил из нагрудного кармана ковбойки кристаллик в золотой оправке и перебросил Кратову. — У вас широкий спектр интересов. Я даже не поленился и сам все это просмотрел. Ни одного упоминания о рептилоидах вообще и тоссфенхах в частности!

— В середине XXI века человечество серьезно полагало себя одиноким во вселенной, — пояснил Кратов. — Перед ним стояли совершенно иные проблемы.

— Счастливцы! — Данбар вздохнул еще горше. — Не ведать о тоссах и считать, что есть какие-то проблемы!

4

— Ганс! — окликнул Кратов.

Долговязый, угрюмого вида драйвер в мешковатом комбинезоне и шелковой куртке поверх всего (на спине был вышит беснующийся золотой дракон с вываленным алым языком), остановился и спросил грубовато:

— Ну, чего еще?

— Поди-ка сюда.

Ганс утолкал руки в карманы и вразвалочку приблизился.

— Ну? — буркнул он без особенного радушия.

— Летал? — строго осведомился Кратов.

Драйвер внимательно изучал гладкую, без видимых изъянов, поверхность потолка. Когда ему наскучило это занятие, он переключил внимание на пол у себя под ногами.

— Я задал вопрос, — свирепо напомнил Кратов.

— Ну, летал, — чуть слышно проронил Ганс.

— Засранец, — энергично сказал Кратов. — Орел хренов. Из Галактики нешто хочешь вылететь?

— Еще чего, — проворчал тот.

— И ведь вылетишь. И не то обидно, что вылетишь, хоть и драйвер ты, по отзывам, не самый скверный. А то, что репутацию ты нам запятнаешь. Опачкаешь, можно сказать, перед лицом партнеров по контакту все живые души, что есть на «Протее», своим беспримерным раздолбайством.

Ганс уперся взглядом в дальний конец коридора, ничему не возражая.