Оттенки серого - Джаспер Ффорде
Ланч
2.3.03.01.006: Запрещается жонглировать после 16.00.
– Ежегодный матч по хоккею с мячом между парнями и девушками на этот раз выиграли парни, несмотря на постыдное поведение всех участников. Оба капитана подверглись справедливому наказанию, а ухо Люси Охристой спасено. Больше я ничего не скажу по этому поводу.
Де Мальва произносил речь перед ланчем. Мы внимательно слушали его, сидя на своих местах; всем хотелось есть.
– Вследствие другого прискорбного, но непредотвратимого происшествия, гибели рабочего на фабрике, средний возраст в городе поднялся выше допустимого. По этой причине мы незамедлительно выдадим лишний сертификат на зачатие. Все возможные претенденты должны связаться с господином Цианом. Заявления будут рассмотрены на завтрашнем Совете.
По скамейкам пошел шепот, в основном на сером конце. Как правило, преждевременная смерть серого требовала производства на свет другого серого, на замену ему. Послышалось даже ясно различимое «ура!»
– Итак, – сказал де Мальва, глядя на листок с отпечатанным текстом. – Этим утром у нас появился доброволец, готовый возглавить экспедицию в Верхний Шафран. Его имя – Эдвард Бурый. С учетом того, что он – гость в нашем городе, Эдвард проявил немалую отвагу и силу духа, решившись на такой шаг. Этот самоотверженный поступок должен стать примером для всех вас.
Он сделал паузу, ожидая, что после его слов появятся еще желающие и заявят о себе. Но ни одного голоса так и не раздалось. Ну что ж – в худшем случае я пойду один.
– Кроме того, мы решили поднять вознаграждение за участие в экспедиции до двухсот баллов.
Молчание.
– Что ж, оставляю вас наедине со своей совестью, – слегка раздраженно сказал де Мальва. – Несмотря на мои разумные уговоры и обоснованные пожелания, экспедиция в Верхний Шафран состоится… завтра!
С этими словами он поглядел на Салли Гуммигут, потом на Смородини. Сердце мое упало. Завтрашний день – суббота – был днем накануне моего теста. Надо было предвидеть это: Смородини не желал утраты своего положения, а госпожа Гуммигут, совсем не поклонница Эдварда Бурого, хотела отделаться от меня, прежде чем я войду в Совет. Чем быстрей я исчезну со сцены, тем лучше для них обоих. Это не ускользнуло от внимания Томмо, чьи шансы на комиссию теперь сводились почти к нулю. Отец грустно покачал головой. Мной внезапно овладело нехорошее предчувствие – я осознал все неизбежные последствия своего решения. В животе появилась свинцовая тяжесть.
– По соображениям, которыми я не буду вас утомлять, – продолжил де Мальва, – я готов прибавить от себя триста баллов к двумстам уже заявленным… при условии, что глава экспедиции вернется живым, здоровым, целым и невредимым.
– Я добавляю еще двести! – подал голос мой отец – в нарушение протокола, на что, однако, никто не обратил внимания.
Правила запрещали разговоры, но по всему залу пошли перешептывания. Де Мальва почувствовал, что сейчас лучше проявить снисходительность, чем строгость, и дал всем выговориться. Лишь через несколько минут он взмахнул рукой, призывая к молчанию. Семьсот баллов за один день. Неслыханное дело. Но видимо, недостаточно неслыханное: количество поднявшихся рук было максимально близко к нулю.
– Ну что ж. – Де Мальва выглядел разгневанным. – Если кто-то передумает, пусть обратится напрямую ко мне. – Он обвел нас взглядом. – Бурый, сразу после ланча вы удалитесь на совещание с господином Смородини. Отправляетесь с господином Фанданго завтра рано утром. А сейчас – ежедневное чтение из Манселла…
На этот раз оно длилось, к счастью, не так долго и касалось в основном необходимости дружной, слаженной работы и уважения к Цветократии. Все зависит от наших способностей, но каждый, путем упорного труда и неукоснительного следования правилам, может обеспечить своему потомству продвижение по социальной лестнице, употребив честно заработанные баллы на выгодную партию для своего ребенка. И так далее и тому подобное. Я слушал вполуха, думая о походе в Верхний Шафран и проклиная свою ретивость. Под конец де Мальва призвал нас быть благодарными за то, что хоккейный матч обошелся без неизлечимых травм, после чего разрешил всем приступать к еде.
За нашим столом царило молчание; на меня старались не смотреть. Наконец Дуг нарушил его:
– Ты вернешься, Эдди. Все будет в порядке.
– Согласен, – голос Томмо звучал увереннее, – но не потому, что я безнадежный оптимист, а потому, что де Мальва не захотят тебя терять: ты для них – слишком большая ценность.
Пусть это и было правдой – но как де Мальва могли обеспечить мою безопасность? За Внешними пределами я был предоставлен сам себе. Остальные кивнули, хотя я видел по их лицам, что мои шансы на выживание расцениваются невысоко. Но раз уж об этом заговорили, общая беседа за столом сдвинулась с мертвой точки. Я стал как бы одним из тех, кого ждет перезагрузка. Вчера был – а сегодня его уже нет.
Дэзи, украшенная самым большим синяком, что я видел за всю жизнь, спросила:
– Ну что, как тебя отделали после матча?
Я рассказал о наказании, которому подверглись мы с Виолеттой.
– С нее – сто, с тебя – двести? Несправедливо, – заметила Люси.
– Она же де Мальва, – сказал Томмо. – Я-то думал, с нее вообще не снимут ничего. Кстати, как твое ухо?
– Побаливает, – ответила Люси, с опаской дотрагиваясь до него. Предмет правонарушения отливал пурпурным и сильно распух; на нем виднелись ровные, едва заметные стежки, наложенные моим отцом. – Медицинская сестра велела мне слушать другим несколько дней, пока не станет лучше.
– А ты знаешь, кто это сделал? – спросил Дуг, у которого была рассечена губа, вдобавок к синяку.
– Все случилось так быстро… Но наверное, можно установить по следам зубов.
– Можно, но не нужно, – вставил Томмо, пожалуй, слишком быстро – в желании уверить меня, что он тут ни при чем. – Это ведь обычная хоккейная месиловка.
– Кстати, – сказал Дуг, – должен поблагодарить тебя за то, что избавил меня от Виолетты.
Настала внезапная тишина: все повернулись ко мне в ожидании, что скажу я. В любом городе слухи распространяются со скоростью света, и почти все уже знали о том, что Виолетта вдруг сменила предпочтения. И скорее всего, мое мнение мало кого заботило.
– Этого не случится, – произнес я самым что ни на есть драматическим голосом, – даже если я вернусь.
– Виолетта может быть очень настойчивой, – заметила Дэзи, – и
