Александр Розов - Сердце Змеи 200 лет спустя

С этими словами он ощутимо хлопнул Фроя по плечу своей клешней. Клешня, против ожиданий, оказалась не твердой, как у краба, а жестко–упругой, приблизительно как шкура морской звезды. Отличная хватательная конечность для грубой работы.

— Ну, привет, партнеры! – решительно заявила Айра и, шагнув вперед, обняла окта, стоящего перед ней. Он в ответ обхватил девушку клешнями в районе талии.

— Классно! – воскликнул Фрой, поворачиваясь так, чтобы обе видеокамеры на шлеме смотрели на обнявшуюся пару, — снимаем видео для истории!

— Очень эротично, — заметил окт, стоящий рядом с ним, и тоже повернулся. Видимо и его видеокамеры были расположены аналогичным образом.

— Эротично будет, если система разрешит снять скафандры, — откликнулась Айра.

Все четверо жизнерадостно рассмеялись. Правда, октянский переводчик воспроизводил смех своих владельцев звуками, похожими на утренний вопль австралийской кукабарры, но это была уже сущая мелочь.

— Эй, Оса, без фокусов, — раздался в динамиках голос капитана, — скафандр снимешь, если я разрешу. Я. Лично. А не система. Как поняла?

— Поняла Босс.

— То–то же. Не хулиганьте там.

В осевой рубке «Лигерона» Хольм бросил микрофон, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. По его широкому лицу текли струйки пота.

— Обошлось, — заметил Нген, — окты прислали такую же безбашенную парочку, как наша. Правильно: кто сам лишен чувства такта, того не обидит случайная бестактность других.

— Угу, — согласился капитан.

Рами точным движением приложила ладонь к его шее чуть ниже левого уха.

— Босс, у тебя голова не кружится?

— Нет, а должна?

— При таком давлении и пульсе… Может, я дам тебе какой–нибудь транквилизатор?

— Нет. ХДР, раздел 3 пункт 19. В экстремальных ситуациях командиру корабля запрещается принимать препараты, снижающие тонус нервной системы, кроме случаев, когда это необходимо для его поддержания в сознании. Я, как видишь, в сознании.

— Пока в сознании, — уточнила она.

Хольм протянул руку, обхватил Рами в районе бедер и, с легкостью приподняв, усадил ее к себе на колени.

— Подумаешь, — сказала она, устраиваясь поудобнее, — Это еще ничего не доказывает. В шоковых состояниях люди способны иногда и не на такие усилия. Например…

Стоявший посреди рубки Нген негромко откашлялся и произнес в пространство:

— Может, мне пойти на часок, кофе попить?

Рами соскользнула на пол и поправила комбинезон.

— Не беспокойся, Змей. Осмотр показал, что пациент пока обойдется без экстренной медицинской помощи.

— Вот так, — проворчал Хольм, — только что был едва в сознании, а теперь – «обойдется». Ладно, не отвлекаемся. Космос – не тетка. С робота–сателлита упало уже гигабайт сто непонятно каких данных. Полный экран каши. Шарк, разберись. Попробуй наладить прогу робота, иначе мы будем сортировать этот винегрет до фиолетового смещения.

— Уже разбираюсь, — бросила она, шлепаясь за соседний пульт.

— Змей, выясни, кто у октов за штурмана и согласуй с ним технику взаимных визитов. Задействуй наш второй шаттл. Октианская машинка в наш терминал просто не пролезет.

— Как мне с ними себя вести? – спросил Нген.

— Считай, что это – терряне, только заколдованные, понятно? Как бы ты согласовывал это со штурманом корабля другой конструкции?

— Обыкновенно.

— Вот и здесь обыкновенно. А я посмотрю, за нашими экстремистами. Надеюсь, они еще не успели ничего натворить за последние несколько минут.

На самом деле, «Экстремисты» за несколько минут, успели загрузить свое оборудование на октианскую повозку и, расстелив карту местности на упавшем стволе гигантского хвоща, занялись обсуждением деталей будущего маршрута.

Некоторая сложность в разговоре возникла из–за непереводимости имен, но с этим справились просто: у октов, как и у террян, были в ходу прозвища. Как оказалось, Фрой любезничал с октианкой по прозвищу «Стрела». Прозвище Айры вызвало у октов крайнее удивление (еще бы, называть девушку маленькой ядовитой летучей зверушкой). Пришлось объяснять, что пропорции осы — это символ привлекательного телосложения женщины. Окта, с которым обнималась Айра, звали «Толстяк» — он был раза в полтора шире напарницы, что, по октианским понятиям, считалось выдающейся полнотой.

Айра, которой явно понравилось выступать в роли ниспровергателя канонов красоты, немедленно заявила:

— А по–моему, ты — не толстый. Ты — в меру упитанный. И вообще, когда мужчины много, в этом есть особый шарм.

— Я тоже нахожу тебя привлекательной, Оса, — сообщил Толстяк, — Как жаль, что даже в случае близкого знакомства, у меня нет надежды высиживать отложенное тобой яйцо.

— Знаешь, Толстяк, — ответила она, положив руку окту на основание клешни, — между нами говоря, я вообще не умею нести яйца. Я — живородящая. Такая вот игра природы.

Последовал очередной взрыв совместного смеха.

— Может быть, мы поедем? – осведомилась Стрела, — а то я, по примеру некоторых, начну флиртовать с этим парнем, — она фамильярно похлопала Фроя клешней по животу, — и график будет сорван.

— Поехали, — согласился Толстяк и, присев на всех четырех ногах, по паучьи прыгнул на повозку. Айра устроилась рядом с ним. Фрой галантно подсадил Стрелу, приподняв ее за выпуклые края тела (октианка оказалась легкой, около 25 килограммов весом), и влез на повозку следом за ней.

6. Два капитана делятся мыслями.

Тем временем, на высоте 400 километров, где находились оба звездолета, происходило следующее. В течении полутора часов Нген курсировал на шаттле между кораблями, в результате чего пятеро октов, то есть все, кроме капитана и десантников, нанесли визиты на «Лигерон», покрутились там и поснимали видео на память.

Последним на экскурсию прибыл октианский капитан и деликатно выразил желание побыть на «Лигероне» подольше, чтобы обсудить разные вещи со своим террянским коллегой. Хольм тут же оценил эту идею и ответил длинным, почти поэтическим приглашением, выражающим все мыслимые оттенки дружелюбия и заинтересованности.

Таким образом, когда Нген и Рами отправились с ответной экскурсией на октианский корабль, на «Лигероне» остались лишь два капитана…

— Беда с этой молодежью, — бурчал Хольм, отхлебывая холодный кофе с корицей, — ведут себя, как на пикнике.

— Молодежь – всегда молодежь, — философски отвечал Шаман (таково было прозвище октианского капитана), — я на досуге прочел одну книжку о дурных нравах молодежи, а потом посмотрел, когда она написана. Знаешь когда?