Юрий Нестеренко - Ребенок Дороти Стивенс

Был суд. Процесс освещался в газетах, хотя далеко не так громко, как выставка Кэти. Дона присудили к крупному штрафу, хотя прокурор требовал тюремного заключения. Чтобы расплатиться, Дону пришлось взять денег у Дороти.

На другой день его вызвал к себе шэф.

-- Стивенс, у нас тут серьезная фирма, а не балаган. Если вы думаете, что скандальная слава вашей жены дает вам какие-то привилегии, то вы ошибаетесь. Мне нужен программист, а не пьяница и драчун.

Собственно, это еще не было увольнением. Это было строгим предупреждением. Но Дон не стал вдаваться в детали. Он просто послал шэфа в задницу.

Получив расчет, он направился прямо в бар.

-- Могу я поговорить с миссис Дороти Стивенс?

-- Извините, я слишком устала от интервью, -- Дороти сделала движение закрыть дверь.

-- Я не репортер, -- об этом, впрочем, уже можно было догадаться по чопорно-безукоризненному костюму гостя. Он протянул визитную карточку. "Малькольм Р. Пауэлл. Издательство Голдсмита и Харрисона" -- отливали тисненые золотом буквы. -- У нашего издательства есть хорошее предложение к вам. К вам обеим, -- гость лучезарно улыбнулся. -- Могу я войти?

Дороти пропустила его в квартиру и указала на кресло.

-- Благодарю. Не думали ли вы, миссис Стивенс, о том, чтобы написать книгу? Обо всем, что с вами случилось... о появлении Кэти, о том, как она развивалась, о вашей жизни вдвоем... И, конечно же, читателям будет очень интересен и рассказ самой Кэти о себе.

-- Но... -- Дороти выглядела растерянной, -- я никогда не была писательницей. Я и рисовать-то не умею, это все Кэти... но для того, чтобы писать книги, у нее, боюсь, еще маловато опыта...

-- Это все нестрашно, -- отмел возражения Пауэлл. -- Литературную обработку наше издательство берет на себя. Вам достаточно лишь рассказать о себе... вам обеим. Авторами книги будут значиться Дороти Стивенс и Кэтрин Стивенс, -- он вновь обаятельно улыбнулся.

-- Ну, я, право, не знаю...

-- Я еще не назвал вам сумму гонорара. Я уполномочен предложить вам пятнадцать миллионов долларов. Естественно, при условии, что мы получаем эксклюзивные права на книгу...

В баре громыхала музыка и плыл сигаретный дым, подсвеченный красным и желтым; это был один из последних в городе баров для курящих. Дон пристрастился к табаку несколько месяцев назад; дома он, впрочем, не курил -- это было нетрудно, ибо в последнее время он проводил там все меньше времени.

-- Привет, -- сказал хрипловатый женский голос.

Дон оторвал взгляд от стоявшего перед ним на стойке полупустого стакана и нехотя повернул голову налево. Рядом с ним пристроилась длинная крашеная блондинка с кроваво-красными губами, макияжными пятнами на скулах и серьгой в правой ноздре. Она курила тонкую сигарету и, похоже, пыталась делать это элегантно, но общий вид был довольно потасканный. Ей могло быть и 20, и 40 -- под слоем косметики, да еще при таком освещении, трудно было разобрать.

-- Дерьмовый выдался денек, верно? -- изрекла она, оценив выражение лица Дона.

-- Да, -- односложно ответил он, думая про себя, что на самом деле дерьмовый денек выдался не сегодня, а два с лишним года назад, когда он отвозил Дороти из клиники, где ей сообщили пол младенца...

-- Вот и у меня тоже, -- пожаловалась крашеная. -- Ты не купишь мне выпить?

-- Если тебе интересно, есть ли у меня деньги, -- сказал Дон, -- то они у меня есть, -- для убедительности он достал бумажник, помахал им и сунул обратно в карман. -- Меня сегодня выперли с работы и дали расчет. А теперь давай опустим ненужные прелюдии и поедем сразу к тебе. Ты ведь этого хочешь?

-- Как желаешь, -- пожала плечами крашеная, судя по всему, не обидевшись.

-- Только должен тебя предупредить, -- добавил Дон, отталкиваясь от стойки. Он сделал шаг, и его качнуло. -- Я не уверен, что у меня получится. Я слишком много выпил, и потом... я слишком долго этим не занимался.

-- Ничего, -- заверила его крашеная и провела пальцем с наманикюренным ногтем по его верхней губе, -- у меня и не такие мертвецы воскресали. Идем.

"Мама, ну теперь-то мы должны избавиться от Дона! "

"Да, Кэти, ты права. Мне действительно давно уже следовало подать на развод. "

"Нет. Развод -- это не выход. Мы теперь богаты, а он -- пьяная развалина, которую скоро не возьмут даже в грузчики. Он от нас не останет. Будет таскаться, клянчить денег... а то и того хуже. Он может нас убить. Из мести, из зависти... Он же ненавидит меня. И тебя тоже ненавидит. Потому что ты со мной, а не с ним. "

"Ну, вряд ли Дон решится... "

"С него станется. Особенно когда пьяный. И вообще, зачем нам рисковать? Мы должны избавиться от него раз и навсегда. "

"Каким образом? "

"Мама, ну ты же прекрасно понимаешь, каким! Мы должны убить его. "

"Убить? "

"Ну да. Это же так просто -- убить того, кто снаружи. Не сложней, чем разорвать неудачный рисунок. "

"Но... как же мы его убьем? Наймем киллера? " -- Дороти мысленно усмехнулась.

"Зачем? Просто застрелим. Из его охотничьего ружья. Ты же умеешь с ним обращаться. А через тебя и я умею. "

"Но... нас же арестуют. Посадят в тюрьму. "

"Кого? Им никогда не удастся доказать, какая из нас это сделала. А посадить невиновного они не могут. "

Левополушарная логика Дороти не могла не оценить простую красоту этой мысли. Действительно, возникала парадоксальная ситуация, когда бесспорная виновность одного из подозреваемых служила одновременно надежным алиби им обоим -- ибо если один виновен, то второй -- нет, а кто из них кто, установить невозможно. Невозможно и доказать соучастие -- медики подтвердили бы, что в принципе любая из них могла захватить контроль над телом. И более того, если бы даже как-то удалось доказать, кто именно нажал на спуск -- это ничего не дает, ибо посадить (а тем паче -- казнить) их можно только вместе, а это значит -- вместе с виновным подвергнуть каре невиновного, что есть грубейшее попрание законов и прав человека. Значит, им придется отпустить заведомого убийцу. Дороти развеселила эта мысль. А еще она подумала, что теперь цена книги еще больше вырастет.

И все же... что-то, оставшееся на задворках ее памяти, что-то, давно угасшее и остывшее, но все же еще не совсем развеянное пеплом по ветру, мешало ей вот так просто снять ружье со стены и выстрелить в Дона. В человека, которого она когда-то любила.

В замке зашевелился ключ.

"Пора, мама. Идем за ружьем. "

Дон долго провозился с замком, прежде чем ему удалось открыть. Наконец он ввалился внутрь, скинул на пол куртку и, не снимая ботинок, потопал к лестнице.

Его жена была на втором этаже квартиры. Она стояла возле висевшего на стене ружья, и руки ее совершали странные движения -- она словно бороласть с кем-то невидимым.

"Мама, не мешай мне! Дай я возьму ружье! "