Юрий Нестеренко - Ребенок Дороти Стивенс

У доктора Брайана были неприятности с комиссией по врачебной этике, но в конце концов комиссия с перевесом в один голос признала, что пациентка нуждалась в операции и решение о проведении таковой, в условиях имевшихся знаний, было оправданным.

Избежать огласки в прессе, разумеется, не удалось -- хотя бы уже потому, что статьи об уникальном эксперименте были опубликованы в научных журналах, и история моментально стала сенсацией. И хотя в этих статьях Дороти Стивенс была названа Сандрой Д., люди, знавшие Стивенсов, по упоминавшимся обстоятельствам дела могли догадаться, о ком идет речь -поэтому неудивительно, что вскоре Дону пришлось спустить с лестницы первого репортера из какого-то бульварного издания. Прежде, чем за первой ласточкой последовала щелкающая клювами стая, Стивенсы съехали с квартиры.

Они пересекли полстраны и обосновались в Лос-Анджелесе. Дороти хотелось поселиться где-нибудь в глухой провинции, но она была вынуждена согласиться, что в маленьком городке они непременно привлекут внимание. Дон быстро нашел работу на новом месте, но, как новичку, ему пришлось довольствоваться более низкой зарплатой, чем прежде. Он не сообщил доктору Брайану их нового адреса.

Они по-прежнему жили вместе, и ни он, ни она не заикались о разводе, но Дон чувствовал, что их отношения непоправимо изменились. Дело было не только в сексе (хотя адвокат объяснил Дону, что всякая попытка такового, даже при полном согласии Дороти, с точки зрения закона автоматически станет изнасилованием несовершеннолетней); Дон обнаружил, что успел уже привыкнуть к воздержанию, и, хотя и не собирался становиться монахом до конца жизни, решил пока что просто отставить эту проблему в сторону. Но было кое-что и похуже. Никакая левополушарность не объясняла, что Дороти так поздно прямо сказала ему о Кэти; пусть она считала существование Кэти чемто само собой разумеющимся, но мыслимое ли дело, чтобы мать ничего не рассказывала о своей дочери, тем более собственному мужу и отцу ребенка (тогда она еще не знала, что биологически он не отец Кэти)? Нет, тут напрашивалось иное объяснение. Не только Кэти предпочитала общаться с Дороти, пренебрегая другими людьми, не связанными непосредственно с ее мозгом, но и сама Дороти подвергалась тому же влиянию, все более отдаваясь тому наиболее совершенному контакту, по сравнению с которым столь бедными и неуклюжими выглядели все формы общения во внешнем мире...

Когда Дон понял это, он решил бороться. Во что бы то ни стало удержать Дороти от сползания в замкнутый мир ее черепа. Он знал, что ему не удастся вбить клин между Дороти и Кэти -- а если бы и удалось, жизнь его жены превратилась бы в ад. Значит, единственным выходом было вытащить во внешний мир Кэти.

Дон не без трепета приступил к этой задаче. Легко было Брайану говорить "полюбите Кэти! " Ему, небось, не приходилось смотреть в глаза любимому человеку, со страхом и брезгливостью ощущая, как из глубины этих глаз следит за ним чей-то чужой разум! (Или Дону это только казалось? Но поди докажи, так это или нет! ) Дон не мог заставить себя воспринимать Кэти как ребенка и вообще как человека; ему казалось, что это какой-то монстр, жуткий паразит из триллера, проникший в мозг его жены и пожирающий ее изнутри... Кэти в его представлении была лишь куском нервной ткани, уродом, лишенным тела -- хотя на самом деле это было не так и с каждым днем становилось все более не так...

И все же Дон старался пересилить себя. Он делал все то же, что делает отчим, пытающийся расположить к себе приемного ребенка: дарил Кэти игрушки, рассказывал сказки, водил на мультики и в зоопарк... Это было дико -- дарить игрушки и рассказывать детские сказки взрослой женщине, и Дон надеялся, что его поведение не выглядит слишком фальшиво. Но, несмотря на все эти усилия, Кэти не разговаривала с ним. Дороти, смущенно улыбаясь, говорила, что Кэти благодарит, иногда задавала вопросы от ее имени, но всегда оставалась посредником между мужем и дочерью. Дон бы почувствовал, если бы Кэти заговорила с ним сама -- тем паче что его жена, благодаря своей левополушарности, была теперь неспособна сколь-нибудь убедительно сыграть роль.

"Кэти, папа старается ради себя, а ты даже не хочешь с ним поговорить! "

"Мне не нужен Дон. Мне нужна только ты, мамочка. "

"Не называй его "Дон'. Он твой папа. "

"Я не понимаю, что такое "папа'. Ты говоришь, что папа -- это почти то же самое, что мама. Но это совсем не так! Я не люблю Дона, и я не могу говорить с ним, как с тобой. И потом, он же снаружи! "

"Кэти, я ведь уже объясняла тебе. У обычных девочек мама тоже снаружи. Просто ты -- необычная девочка. "

"Не понимаю, как такое может быть. И почему этих малявок, что мы видим на улице и в кино, ты называешь девочками. Если я -- девочка, то они -- нет. А если они девочки, то я -- нет. "

"Это все очень сложно. Подрастешь -- поймешь. "

"Я не люблю, когда ты так говоришь! Ты так и не объяснила мне, чего хотел от тебя Дон, когда ты рассердилась и испугалась. "

"Ну Кэти, тебе еще рано... Кэти, перестань копаться в моем мозгу! "

"Я хочу знать. "

"Ох, ну ладно... Постараюсь тебе объяснить. "

Дороти пыталась подбирать наиболее обтекаемые и деликатные формулировки, но контролировать себя в мыслях намного сложнее, чем в словах. Хотя она теперь в еще большей степени, чем Дон, воспринимала воздержание как нечто привычное и естественное, однако воспоминания о прошлой сексуальной жизни воскресили довольно яркие картины, она даже почувствовала намек на давно забытое ощущение внизу живота...

"Какая гадость!!! "

"Кэти... Ну вот видишь, не зря я опасалась, что ты не поймешь... "

"Это отвратительно! Я ненавижу Дона! "

"Кэти, Дон совсем не хотел причинить мне боль. Он наоборот хотел сделать мне приятно... Другие мужчины и женщины тоже такое делают... "

"Они гадкие, гадкие! Это так мерзко! Обещай, что больше никогда, никогда не будешь этого делать! "

"Доченька, если бы люди этого не делали, то и детей бы не было... "

"Тебе не нужны другие дети! У тебя есть я! "

Дороти еще никогда не чувствовала такой волны гнева, обиды и острого разочарования в любимом человеке, какая исходила теперь от Кэти.

"Дочка, успокойся. Мама больше никогда не будет такого делать, ни с Доном, ни с кем-нибудь другим. "

"Честно-честно? "

"Честно-честно. "

Хотя Кэти по-прежнему не разговаривала с ним, Дон вскоре получил наглядное доказательство ее существования. Она пристрастилась к рисованию. Хотя Дон и прежде видел, как Дороти -- он по-прежнему мог думать об этом теле только как о Дороти -- читает детские книжки или играет с куклами (последнее зрелище он переносил особенно тяжело), он не мог отделаться от ощущения, что это делает его жена, в крайнем случае -- его жена для Кэти, но никак не сама Кэти. Однако рисовать Дороти не умела и не занималась этим с детства; теперешние же картинки, выходившие из-под ее карандашей и кисточки, были пусть и по-детски примитивными, но явственно выдавали талант и с каждым разом становились все лучше. Главное же -- все они создавались левой рукой, в то время как Дороти была стопроцентной правшой.