Кейдж Бейкер - Где золотые яблоки растут

— Билл. Ты же из МСК, да? Зачем ты стал драться?

— Ну… это… они первые начали, — ответил Форд. Он с интересом посмотрел на ведерко. — Вкусно пахнет. Большое спасибо твоему папе, что он мне это принес. Где тут можно сесть, чтобы поесть?

— Там, — брезгливо бросил Билл, махнув рукой в сторону кабины.

— Спасибо. Хочешь? — Форд робко протянул ему ведерко.

— Нет, — отрезал Билл. — Я хочу спать. Слушай, шел бы ты отсюда, а?

— Ладно, — кивнул Форд, бочком пробираясь в кабину. — Рад был познакомиться, Билли.

— Билл! — рявкнул Билл и захлопнул перед ним дверь. Бормоча что-то себе под нос, он пригасил свет и лег на свою койку. Нажав кнопку, которая надувала матрас, он дождался, когда мягкие бортики уютно окружат его со всех сторон, и поворочался, устраиваясь, пока танкер набирал ход. Билл и сам не знал, почему он так разозлился, но Форд на борту оказался для него последней каплей.

Билл закрыл глаза и постарался заставить себя заснуть — обычно для этого он представлял, как идет по Трубе на Долгие Акры, шаг за шагом, и как там зелено, тепло и спокойно. Но сегодня ему все время виделись колонисты из МСК, которых показывали в новостях, — как они лупили друг друга, будто пара клоунов, а горожане смотрели на них и смеялись.

Вцепившись в ведерко с обедом, Форд присел в кабине и огляделся. Когда все экраны загорелись, стало достаточно светло, чтобы есть.

— Ничего, если я тут сяду? — спросил он у Билли, и тот широко махнул рукой:

— Конечно, малый. Не сердись на крошку Билла. Иногда на него находит.

Форд открыл ведерко и заглянул в него:

— А вилки у вас не найдется?

— Где-то были. Пошарь в кармане за креслом.

Форд сунул руку в карман на чехле кресла и нащупал вилку, возможно даже чистую. Он так проголодался, что ему было все равно, чистая она или нет, и ел с жадностью. Что он ест, было непонятно, зато невероятно вкусно.

Жуя, Форд глядел на экраны. На некоторых вспыхивали только цифры, данные с двигателей и внешних датчиков. На четырех выводились изображения с камер, установленных снаружи танкера спереди и сзади, справа и слева. Ветровое стекло отсутствовало: даже Форд понимал, что стеклянные окна наподобие земных уже после одного рейса по Большой Дороге сквозь песчаные и каменные бури стали бы мутными, если перед ними не установить силовое поле, а большие силовые поля стоили дорого и к тому же все равно не защищали от летящих прямо в лоб камней. Проще и дешевле было сделать четыре маленьких силовых поля перед объективами камер.

Передний экран заворожил Форда. Он увидел саму Большую Дорогу, которая бесконечной лентой катилась к невидимому ночному горизонту под звездным небом. Дорога бежала между двумя рядами крупных валунов, которые дальнобойщики натаскали сюда за многие годы, чтобы легче было найти идеально прямой путь к полюсу.

То и дело Форд замечал на мелькавших мимо камнях резьбу — слова или картинки. Некоторые камни были обернуты чем-то вроде пленки, лохмотья которой трепал ночной ветер.

— А это… — Форд попытался вспомнить, что говорилось в учебных файлах о земных дорогах. — Это дорожные знаки, да? Ну, километровые указатели и все такое?

— Что, на валунах? Не-а. Это памятники, — ответил Билли.

— Как памятники?

— Места, где кто-то погиб, — пояснил Билли. — Или где кто-то должен был погибнуть, но не погиб, потому что их шкуру спасла Марсианочка. — Он протянул руку и похлопал по красной женщине на пульте.

Форд задумался. Он поглядел на статуэтку:

— Так она… она вроде той Богини, про которую всё талдычат эфесиане?

— Не-ет! — Билли усмехнулся. — Наша Марсианочка совсем не такая. Просто девчонка с Земли, которая прилетела сюда, как все мы, и тоже немножко чокнутая. Такая же, как мы. Она думала, что Марс ей — вроде мужа. И была большая буря, и она вышла на ветер без маски. И говорят, она не погибла! Марс принял ее и заколдовал, чтобы она смогла жить Снаружи. По крайней мере так рассказывают.

— Мутировала, что ли? — Форд глядел на фигурку не отрываясь.

— Типа того.

— Но на самом-то деле она погибла, да?

— Это ты думай как хочешь, — сказал Билли, искоса глянув на него. — Только кое-кто из ребят клянется, что видел ее. Она живет в порывах ветра. Красная, как песок, и глаз у нее рубиновый, и если собьешься с пути, то увидишь вдали красный огонек — ее глаз, понимаешь? Если поехать на него, вернешься домой целым и невредимым. Я-то знаю, что это правда, потому что со мной так и было.

— Да?

Билли поднял руку, развернув ладонь:

— Честное слово. Неподалеку от «Два-Пятьдесят-Ка». Поднялась такая буря, что просто ни в какие ворота, такая, что ветром поднимало придорожные камни, представляешь? «Красотку Эвелину» швыряло порывами, как перышко, и навигация у меня вырубилась. И вот мы тут вдвоем с Биллом, он тогда совсем маленький был, а я заехал так далеко от дороги, что вообще не понимал, где я, и думал, что здесь мы и помрем. Но тут я увидел красный огонек и решил, что, кто бы это ни был, он в любом случае знает, где находится. Ну и погнал туда. Через час огонек мигнул и погас, а на экране прямо у меня перед носом станция «Два-Пятьдесят-Ка», только на ней ни одного красного огонька!

— Ух ты! — удивился Форд, который понятия не имел, что такое станция «Два-Пятьдесят-Ка».

— Про Марсианочку много историй рассказывают. Если видишь, что она катается верхом на ветре, значит, надо срочно прятаться, потому что идет Клубничка.

— Что такое Клубничка?

— Вроде смерча. Сильная-пресильная буря с песком и камнями. Громадный красный конус, танцующий по земле. Один такой снес первый эфесианский храм и раскурочил половину Труб. Возле Тарсиса такие бури бывают редко, но… — Билли покачал головой. — Толпы людей гибнут. Тогда много ваших полегло. Ты об этом не слышал?

— Нет, — ответил Форд. — У нас не принято говорить о плохом, когда оно позади.

— Правда? — Билли снова покосился на него.

— Потому что мы не можем позволить себе бояться прошлого, — проговорил Форд, отчасти цитируя то, что слышал на каждом заседании Совета, на которое его таскали. — Потому что страх делает нас слабыми, а если мы будем бесстрашно трудиться во имя будущего, то станем сильными. — Последнюю фразу он пропел, невольно повторяя отцовские интонации.

— Ха, — усмехнулся Билли. — Хорошая мысль. Нельзя идти по жизни, боясь всего подряд. Я всегда говорю Биллу.

Форд заглянул в ведерко, удивляясь, что так быстро съел все до самого дна.

— Но слушать всякие истории приятно, — сказал он. — Сэму, моему брату, постоянно попадает за истории.