Дэвид Александер - Лучший из лучших

— Прежде чем мы продолжим, — сказал Хантер, — я должен сообщить вам, что у нас считается признаком крайнего неуважения обращаться к полномочному послу голосом другого человека. Если это возможно, пожалуйста, измените голос.

— Просим прощения. Мы не знали. — Голос, исходивший из транслятора на стене, уже не был голосом Любчека. — Видите, сколько всего нам нужно уточнить, чтобы в дальнейшем не возникало подобных ситуаций.

— Вижу, — согласился Хантер и вдруг ощутил растерянность: что дальше? Снова пригласить трахенди в комнату для переговоров? Или пускай немного успокоятся? — Так гораздо лучше. Большое спасибо. — Пожалуй, наступил подходящий момент, чтобы выяснить, с кем они, собственно, имеют дело. — Насколько я понимаю, вы уполномочены вести переговоры с землянами?

— Совершенно верно, — отозвался Гадагал.

— И кто вас уполномочил?

— Как выяснилось из разговора с майором Любчеком, ответить на этот вопрос не очень-то легко. У нас нет того, что вы называете правительством. Считайте, что перед вами представители крупной торговой организации.

— Врёт, — прошептал «адвокат».

— С чего ты взял?

— Атлас сослался бы на искажение данных, а я скажу просто: нутром чую.

— Замечательно. Мне тоже показалось, что они не те, за кого себя выдают. Ладно, пускай думают, что им удалось нас обмануть. Всегда полезно, когда противник тебя недооценивает.

— Очень хорошо, — сказал Хантер, — предоставим разбираться в структуре вашего общества политологам. Итак, с чего начнем?

Кресло, на котором сидел Гадагал, медленно приблизилось к аппарату Хантера и остановилось в каком-нибудь футе от него. Мойрчонг расположился левее Гадагала, а Ахулаба занял место справа.

— Обрати внимание, они разместились треугольником, — заметил Атлас. — Очевидно, им привычно обсуждать и принимать решения именно втроем. Скорее всего, система счисления у них тоже троичная.

— Нам это чем-нибудь поможет?

— Не знаю.

— Предлагаю уладить формальности, — произнес Гадагал (точнее, транслятор, преобразовавший цветовые лучи в слова). — Мы хотели бы получить дипломатическую неприкосновенность для себя и для нашего корабля, чтобы чувствовать себя на переговорах в полной безопасности.

— Я счастлив гарантировать вам неприкосновенность на все время переговоров, — ответил Хантер. — Разумеется, при условии, что вы обязуетесь соблюдать наши законы.

— Вот одна из причин, по которым мы обращаемся к вам с подобной просьбой. Разные цивилизации — разные законы. Мы можем, сами того не подозревая, задеть ваши чувства и даже оскорбить, как в том случае, когда использовали для транслятора голос майора Любчека. Нам приходилось сталкиваться с расами, которые пытались обернуть наши непреднамеренные оплошности себе на пользу и выговорить те или иные преимущества. Поэтому мы просим полной — подчеркиваю, полной — дипломатической неприкосновенности.

Хантер подождал секунду-другую, однако Атлас молчал.

— Что ж. Дипломатическая неприкосновенность вам гарантирована, но если вы предпримете какие-либо действия, которые рассматриваются у нас как серьезные преступления, мы оставляем за собой право выслать вас с планеты.

— О каких действиях идет речь? — поинтересовался Мойрчонг.

— Скажем, убийство, — ответил, криво усмехнувшись, Хантер.

— Это исключено.

— Кроме того, — продолжал Ройс, — вы должны отдавать себе отчет, что неприкосновенность гарантирует только правительство, а за возможные провокации со стороны психически неполноценных личностей мы ответственности не несем.

— Но ваше правительство, надеюсь, сделает все возможное, чтобы подобных инцидентов не произошло?

— Разумеется, — подтвердил Хантер. — Атлас, мне показалось, или трахенди шагают, что называется, по накатанной дорожке?

— По-моему, их манера вести переговоры опробована десятки раз. Продолжай. Судя по всему, я скоро расшифрую цветовой код.

— Начало неплохое, Гадагал, — сказал Хантер и широко улыбнулся. — Что дальше?

На следующий день, заключив, должно быть, что Хантер слишком устал, чтобы заподозрить неладное, трахенди попытались пойти на хитрость. До сих пор серьезных противоречий не возникало, поскольку обсуждались вопросы, не представлявшие, похоже, для инопланетян особой важности. Правда, несколько раз они для вида поупирались, но все же согласились на условия Хантера.

— Ни дать ни взять опытные шулера, — заметил Ройс, обращаясь к Атласу. — Дают простаку выиграть одну-две партии, чтобы потом обобрать его до нитки.

— Мы бы хотели, чтобы на нас распространялось положение о равенстве перед законом, — сообщил Гадагал.

— А поконкретнее?

— Допустим, на поверхности вашей планеты совершил посадку какой-то из наших кораблей. Мы бы хотели, чтобы на его экипаж — если он, конечно, не нарушил условий договора — распространялись ваши законы. То есть чтобы члены экипажа обладали теми же правами, что и обитатели Земли, и могли отстаивать их в суде.

— Осторожно, — предупредил Атлас. — Давление жидкости в той части его тела, которую я определил как сердце, подскочило на одиннадцать единиц, что указывает на скрываемое волнение.

— Иными словами, — уточнил Хантер, — вы хотите, чтобы в договоре предусматривалась возможность защищать права на груз в земных судах?

— Да. Однако, на наш взгляд, разумнее всего было бы предоставить нам равные с землянами права. Тем самым, кстати, мы передаем себя и наши корабли под вашу юрисдикцию.

— И что нам это даст? — справился Хантер, недоумевая, куда клонит трахенди.

— Предположим, один из нас решил воспользоваться вашим транспортным средством, не справился с управлением и причинил ущерб чьей-то собственности или здоровью. В случае если вы примете наше предложение, он понесет ответственность по законам Земли.

— Совещание, — мысленно произнес Хантер, принимаясь постукивать ручкой по поверхности стола.

В следующий миг он очутился за столом, что стоял в тени высокого платана. Напротив расположился «адвокат» Кир, который хитро улыбался, не сводя с Ройса немигающего взгляда.

— Что скажешь? — спросил Хантер.

— Его явно беспокоят не автомобильные аварии и не уголовные преступления. Все эти словеса — для отвода глаз.

— Почему он добивается равных прав для инопланетян? Чего ради? Если уж на то пошло, лично я не вижу причин отказывать.

— Речь идет о равных правах не только в суде, — возразил Кир. — Трахенди хотят юридически считаться людьми.