Алекс Норк - Еще не вечер

Прошли из зала в боковой проход, лесенка вверх металлическая, старая очень, но крепкая еще и отменно начищенная.

Поворот по лесенке, снова вверх…

Дверь.

Провожатый вошел первым.

Владимир, следом за ним, оказался в маленькой темноватой прихожей.

Стало светлей от отодвинутой занавески, он ступил на порог комнаты средних размеров, дверь у противоположной стены вела далее во второе какое-то помещенье.

Тут похоже на кабинет: стол письменный с бумагами, кресло — обычное офисное — и два таких же для посетителей по другой стороне стола. Скромно вполне, непримечательно.

Провожатый постучал в ту дальше дверь, надо понимать — во внутренние покои, что-то ему ответили, он всунулся, прикрыв дверь за собой.

Скоро совсем она широко отворилась, вышел человек — небольшой, толстоватый, в простой темно-серой рясе, волосы седые, не особо учесанные, и такая же неприбранная борода.

— Здравствуйте, присаживайтесь, — хозяин проворно устроился за своим рабочим столом, — вы, полагаю, в связи с убийством?

— Совершенно верно, я бы хотел задать вам несколько вопросов о личности погибшего. Не очень вас этим обеспокою?

— Спрашивайте, сын мой, до службы времени еще много. Да, не желаете ли чаю?

Пить, в общем, немного хотелось, но деликатность предпочла отказаться.

Он показал кивком ожидавшему клирику, что тот может идти.

— Погибший раньше работал, — начал Владимир и сразу замялся, — э… служил — не знаю, как правильно выразиться — с вами в соборе.

— Одинаково правильно. Да, нес службу в соборе два года. До этого занимал место проректора губернской семинарии. — Гость уже обратил внимание, что настоятель говорит быстро и приятно молодым голосом. — Боюсь, впрочем, вас несколько разочаровать — покойный был необщительным человеком, уединенного склада. Беседовали мы с ним почти исключительно о текущих делах, даже по богословским вопросам, где он был признанным специалистом, не помню, чтоб приходилось всерьез разговаривать, — молодого человека сказанное совсем не обрадовало, и священник, это заметив, попытался ободрить: — Однако же вдруг вспомнится какая-нибудь деталь, вы спрашивайте.

Владимир отметил себе — покойный работал здесь в городе в целом недолго, отчего-то поменяв должность, и хотя он не разбирается в иерархиях, сомнений нет — проректор семинарии никак не меньше, чем рядовой батюшка в церкви на окраине города.

— Первое, с чего мы в таких случаях начинаем: были ли у убитого враги, не выказывал ли он, прямым или косвенным образом, опасений, страхов, признаков подозрительности?

Седая голова напротив, отрицая, качнулась:

— Никаких признаков не наблюдали, — и пояснил: — После убийства мы тоже обсуждали разные версии, — он сразу поправился: — Точнее, пытались.

— И ничего определенного?

— Увы.

— Информация, которую я сейчас сообщу, в интересах следствия пока не раскрывается. Вы понимаете?

Ему со снисходительной улыбкой кивнули.

— Преступники, судя по всему, не собирались его убивать. Их интересовали две ярославские иконы пятнадцатого века, переданные, как нам известно, в церковь из вашего собора.

Сообщение не то чтобы вызвало у хозяина замешательство, но как-то подействовало и затруднило ответить сразу.

— Вы ведь передавали для его церкви две эти иконы?

— Передавал.

Снова пауза.

— Простите, вас что-то смущает?

— Смущает… вы правильно сказали, — он снова заговорил в прежней манере: — Вы сами иконописным искусством не интересовались?

— Нет, не пришлось.

— Вот. Искусство это очень отдельное от прочих художеств. И разбираются в нем, естественно, очень немногие люди. Даже профессиональные художники в этом часто не смыслят. Хотя, разумеется, сами они, хе, другого мнения. Я с некоторым основанием говорю, так как прежде чем Бог обратил меня к вере, два курса Суриковского института в Москве закончил. Скажу теперь про детали: различить в иконостасе — а там больше двух десятков икон — достоинство этих двух, ярославской школы, совсем непросто. Тем более, церковь совсем недавно открыта и ее посещало незначительное число прихожан.

Владимир позволил себе возразить:

— А что особенного-то, если раньше иконы в соборе висели? Тут их и могли заприметить.

— Не могли, в том-то и дело. Они находились в запасниках. Собор, милостию Божьей, имел много хороших икон. В двадцатые годы, когда большевики организовали погромы церквей, тогдашний настоятель собора сумел договориться с местным главой коммунистов — а среди них и приличные люди случались: сдали все золотые оклады, прочее ценное, а те, со своей стороны, оставили собор в покое и даже службу в нем, хотя ограничили, но не запретили совсем. Прослышав, сюда из губернии, тайком, разумеется, везли наиболее чтимые в приходах иконы. А позже, при сталинских репрессиях, приносили и граждане — боялись люди, что обвинят «в чуждой идеологии». Теперь, с новым временем, мы начали передавать хранившиеся в запасниках иконы, но что касается икон исторической значимости — только в места, где обеспечены необходимые для них условия. Та церковь имеет кондиционирование — хороший температурный режим.

— Кто знал ценность ярославских икон?

— Я, наш старый служитель, которого уже нет два года на этом свете, сам покойный, — пожилой человек развел руками, — и те неизвестные нам люди, которым он об иконах рассказывал, — опять в его лице явилась задумчивость с оттенком недоумения. — Однако вот, есть в этом деле с иконами одна непонятность.

— Какая же?

— В той церкви имеется значительно большая редкость — псковская икона двенадцатого века, и она, несомненно, дороже любой из тех двух, а скорее — обеих вместе.

Владимир почувствовал в голове пустоту, и чтобы уйти из этого состояния, быстро спросил:

— Она тоже из собора?

— Нет, подарена была церкви одной прихожанкой — незадолго до своей смерти подарила. И об этой иконе в уведомлении, уж во всяком случае, находилось гораздо больше людей.

— Икона помещалась в иконостасе?

— Нет. В церкви, если помните, два небольших придела.

— А, такие выпуклости, типа эркеров, слева и справа?

Видно, невежественность молодого гостя досадила священнику, потому что легкое кривление лица он сдержать не сумел.

— Н-да, вот в правом приделе она и висела.

— Это что, можно просто подойти и снять?

Владимира почти что охватил ужас — не помнил он сейчас, что там висело или уже не висело, ужас прочитался хозяином, который поспешил скорей успокоить:

— Однако ее не украли. Я ведь выехал в церковь сразу, как пришло сообщение из милиции. Сам полковник, Игорь Петрович, допустил меня, когда еще тело убиенного не было увезено.