Йэн Стюарт - Колесники

– Что за тарабарщина? Звезды, да еще космические?

– Козмические, а не космические. Галилео Галилей не считал это тарабарщиной. «Козмическими звездами» он назвал луны Юпитера – в честь Козимо Старшего, основателя знаменитого рода Медичи, представители которого покровительствовали ученому. Четыре самых больших из шестнадцати: Ио, Европа, Ганимед и Каллисто с порядковыми номерами с пятого по восьмой включительно. Остальные двенадцать по сравнению с ними – просто крошки. Галилео открыл их с помощью телескопа, тем самым доказав, что не все небесные тела вращаются вокруг Земли. За что его и невзлюбила святая инквизиция.

Кэшью усмехнулась:

– Великолепный поворот в карьере! Ему следовало бы нанять Рут Боусер, уж она бы его отмазала.

– Да наверняка! А вообще-то Галилео намного опередил свое время. Тем более что тогда не существовало самого понятия точного времени, а ведь ему вздумалось выработать законы движения. Сделать это было весьма трудно, поскольку продолжительность того или иного процесса измерялась при помощи сальной свечи, размеченной на отрезки одинаковой длины, каждый из которых сгорал ровно за час. Наш итальянский парень хотел исправить положение вещей и испробовал всевозможные способы измерения времени, включая такой экзотический, как бормотание определенной мелодии себе под нос. Потом Галилео наткнулся на принцип маятника. Развитие астрономии и совершенствование часов шли рука об руку: улучшенные хронометры позволяли ученым более точно измерять продолжительность небесных явлений, а понимание последних, в свою очередь, помогало улучшать измерительную базу часов. Мне продолжать, Бейли?

– Я все понял, Джонас, у твоего Галилея явно был бзик, касающийся Юпитеровых лун и хронометров. Признавайся, для чего ты затеял этот словесный поток, в котором мы едва не утонули?

– Фу на вас, шеф! Во-первых, вы узнали про то, как в старину определяли время по горящей свече, во-вторых, прониклись гармонией небесных сфер… Правда, все это действительно фон, а главное то, что идеи Галилея применимы для навигации и по сей день. В его времена торговля зависела от судоходства, моряки испытывали серьезные трудности с определением местонахождения, ведь тогда вокруг Земли еще не кружились навигационные подсказчики. Узнать долготу было намного сложнее, чем широту: для последней следовало всего лишь измерить наклон Солнца в полдень или Полярной звезды – в полночь. А вот для нахождения долготы требовались точные часы. Пятнадцать градусов к востоку – и Солнце встает на час позднее.

– Следовательно, маятниковые часы Галилея решили проблему?

– Нет, для этого они были недостаточно точны. Вместо них гениальный астроном нашел гигантские часы на небе.

– Понимаю, «козмические звезды».

– Верно. Что вы увидите в телескоп на Юпитере, зависит от места на Земле, где установлен ваш телескоп. Спутники обегают гигантскую планету достаточно быстро, и их орбиты пересекают друг друга или диск планеты практически каждый день. Вот Галилео и составил подробные таблицы элементов спутниковых орбит, чтобы определять местное время. Он высоко оценил свою работу и в 1616 году решил познакомить с ней испанского короля Филиппа Третьего, но тот настолько погряз в интригах мадридского двора, что не обратил на предложение никакого внимания. Итальянец пытался продать ему идею в течение шестнадцати лет, однако…

Когда дело касалось маркетинга, Кэшью не могла остаться в стороне.

– Если наживку не заглотили, не следует закидывать ее снова. Что, этого принципа Галилео не знал?

– Жизнь в те времена текла очень медленно, Кэш.

К разговору подключился еще один специалист маркетинга, Бейли:

– Он должен был закинуть свою наживку в другом месте.

– Через два десятка лет он предложил идею голландцам.

– Ух ты! – воскликнула женщина. – Ну и резво же Галилей перестроился!

– Голландцы наградили его золотой цепью за заслуги и, по всей видимости, намеревались отправить посланцев в Италию для закупки таблиц, но об этом пронюхал Папа, так что разворотливым ребятам пришлось отказаться от перспективной затеи. А вот бедняга Галилей с месяц просидел в застенке, обсуждая с верховным иерархом католичества щекотливый вопрос, что вокруг чего вертится: Земля вокруг Солнца или наоборот. Голландцы набрались мужества и попытались вытащить ученого, однако Галилей к тому времени уже отрекся от своих убеждений.

– Сия душещипательная история, – сказал Бейли, – наиболее неподходящая для ВидиВи из всех, какие я когда-либо слышал. Джонас, ты – гений, но из тех, кто помирает в нищете где-нибудь на чердаке.

Джонас пожал плечами:

– Я уже говорил, это лишь присказка. Дальше все будет как в сказке, уж вы мне поверьте.

Бейли плеснул себе в стакан на два пальца. Джонас, несомненно, парень толковый, беда лишь в том, что для разогрева ему требуется уйма времени.

– Итак, дальше. Ту же идею взял на вооружение другой итальянец, Джиан Доменико Кассини.

– Ух ты! Величайший знаток женщин!

– Вы спутали, шеф. Величайшего знатока звали Казановой.

– Послушай, не пора ли нам прерваться на пару минут? Джонас ничем не проявил недовольства, но постарался настроить начальника не на выпивку, а на дальнейшую работу:

– Не забывайте, босс, оба итальянца были учеными!

– Мы-то не ученые! – возразил Бейли.

– Кассини совершил множество открытий, составил новые таблицы, возобновил исследования спутников Юпитера, наблюдал кольца Сатурна. В те годы многие обыватели покупали телескопы, чтобы поглазеть на ночное небо вооруженным взглядом.

Бейли заинтересовался бы рассказом, если бы Джонас объяснил еще, как восстановить падающие дивиденды!.. Он снова налил и галантно предложил сделать то же самое Кэшью.

– И купленные ими телескопы стали хорошим вложением средств? – спросила она.

– В какой-то мере. Используя тогдашнее оборудование, нельзя было наблюдать спутники Юпитера с плывущего корабля. Только представьте себе телескоп на палубе старинного парусника, да еще во время качки! А вот на суше эти оптические приборы проявили себя с самой лучшей стороны. Уже в 70-х годах XVII века спутники Юпитера вовсю использовались для определения долготы. Кассини даже составил подробную карту окрестностей планеты Голиафа и назвал свое детище планисферой. Оно представляло собой полотнище в двадцать четыре фута по диагонали и располагалось на четвертом этаже Западной башни Парижской обсерватории. Французский король Людовик Четырнадцатый не только любил рассматривать планисферу сам, но и заставлял разделять свое увлечение придворных.