Иннокентий Сергеев - Библиотека

Шли долго. Сначала улицами. Потом долго шли переулками, снова вышли на улицу, свернули на другую. Вошли во двор. Прошли его весь. Наконец, подошли к какому-то дому. В окнах уже горел свет. - Оставайтесь здесь,- сказал он мне у подъезда. - Я с вами! Он помедлил. - А, ладно,- махнул рукой. Я поплёлся за ним по лестнице. Стало темно - света в подъезде не было. Он подошёл к одной из дверей и, достав карманный фонарик, посветил на номер, после чего убрал фонарик обратно в карман и решительно позвонил. Я встал за его спиной. За дверью послышалась возня. Дверь приоткрылась. Сделав улыбку, я попытался была заглянуть через плечо моего спутника, но он уже протискивался в полутёмную прихожую. Я последовал за ним. Он уверенно ринулся по коридору и исчез в одной из комнат. Передо мной стоял приятной наружности пожилой человек, одетый в розового цвета шлафрок - видимо, хозяин этой квартиры, в которую мы столь бесцеремонным образом ворвались. Он смотрел в сторону комнаты, откуда уже слышался шум выдвигаемых ящиков. Потом он перевёл взгляд на меня. - Может, пока угостить вас чайком?- вежливо осведомился он, закрывая входную дверь. - С удовольствием,- сказал я, немного смутившись. Он пригласил меня следовать за ним. Мы прошли на кухню. Он включил свет. Кухня была маленькая и тесная. Половину её занимала внушительных размеров газовая плита, заставленная кастрюлями. Там же стояла накрытая чугунной крышкой сковорода и белый эмалированный чайник. Под потолком, высоким несоразмерно, висела чахлая лампочка, прикрытая жёлтым, должно быть, бумажным абажурчиком, наподобие китайского фонарика. Я присел за стол, убрав ноги под табуретку, иначе они заняли бы полкухни. - С сахаром?- спросил он и, не дождавшись ответа, достал с полки массивную деревянную сахарницу, хранившую на себе остатки какого-то доисторического рисунка. Я кивнул. Да, хорошо. Он поставил две чашки. Потрогал чайник, тут же отдёрнув руку. - Только вскипел,- объяснил он.- Вы как любите, покрепче? Я кивнул. Он налил чай. - Может, к чаю чего-нибудь? - Да нет, спасибо. - У меня печенье есть. Он вопросительно смотрел на меня. - Спасибо,- я улыбнулся.- Не нужно. - Да ладно, чего там,- сказал он. Он поставил на стол железную банку с печеньем и, усевшись напротив, взял свою чашку. Отхлебнул. - Пейте, чего сидите. Я понюхал. Пахло мелиссой, чабрецом и немножко водопроводом. Отпил. Ничего, пить можно. - Насколько я понимаю, вы лицо праздное,- заметил он как бы между прочим. - В некотором роде. А у вас... я понимаю, обыск? - Точно так,- сказал он. Он прислушался к звукам, доносившимся из комнаты. Мы помолчали. Я посмотрел на окно. Подоконник был заставлен пустыми пакетами из-под молока. Рядом с плитой на стене висело кухонное полотенце. - Вы бы хоть куртку сняли,- заметил он. Я стянул с себя куртку. - Да бросьте вон туда. Чего ходить лишний раз. - Сюда? - Да. Бросьте прямо так, не выворачивайте. Я всё равно на доске режу. Я вернулся на свою табуретку. - Пейте чай, остынет. - Вкусный,- сказал я. - Да, только вода плохая. Я молчал. Время потянулось томительно. - Чай-то у меня хороший... Я всё не мог решиться заговорить. Как-то было неловко. Он заметил. - Вы, кажется, хотите что-то сказать? - Спросить. - Вы нездешний,- сказал он полуутвердительно. - Да, я прошёлся по городу, и... - Вам здесь не понравилось,- закончил он. Я кивнул. В комнате что-то грузно грохнулось на пол. Я вздрогнул. Раздался досадливый возглас. - Это дело поправимое,- сказал он. - Не знаю,- сказал я с сомнением. - Ничего, освоитесь. - Не знаю... Честно говоря, мне не хотелось бы задерживаться здесь надолго. Я и попал-то сюда, можно сказать, почти случайно... - Мы все играем во что-нибудь,- неожиданно изрёк он. - Наверное, я чего-то не понимаю? - А это и не нужно,- заметил он.- Берите печенье. - То есть... да, спасибо... то есть, как? - Понимать тут нечего,- сказал он.- Привыкнете. - Ну да,- сказал я.- Конечно. - Обиделись. - Да нет, причём тут... Я вам сейчас расскажу... - Нет,- сказал он.- Лучше я вам расскажу. Ведь это вы приезжий, верно? - Знаю,- сказал я.- Вы будете говорить, что ничего такого не происходит, всё замечательно. Не город, а сказка. Просто погода сегодня плохая. - Нет,- сказал он.- Так я говорить не буду. - Хорошо,- сказал я.- Расскажите. Конечно расскажите. - Что-нибудь происходит всё время, как же я могу говорить, что не происходит ничего. Но ведь вас, наверное, не это интересует? - Не знаю,- сказал я.- Я вообще ничего тут не понимаю. Как я могу знать, что меня интересует, а что нет. Рассказывайте, там видно будет. - А вы уже начинаете осваиваться. - Это так заметно? - Заметно,- сказал он. - Рассказывайте,- сказал я, приготовившись слушать. - Сейчас... С чего бы начать, так. Наверное, с того, с чего всё началось? Вы, кажется, обиделись, когда я сказал, что понимать тут нечего. А ведь так оно и есть. С этого, наверное, всё и началось. Если с этого что-то может начаться. - Вы имеете в виду конвент?- спросил я, уже начиная бояться, что он увлечётся и забудет, о чём хотел рассказать. - Конвент,- повторил он бессмысленно, как будто в забытьи.- А? Да. Конвент. Поначалу всё это выглядело как мальчишеская забава, знаете, дети играют... Герои с пистолетами, злодеи в плащах, в масках, кинжалы, золото, женщины, кровь... Игра. Она оказалась увлекательной! Представьте себе. Она развивалась, вовлекая всё больше людей, становилась всё сложнее... И стала жизнью. - Вы хотите сказать, жизнь превратилась в игру? - Жизнь всегда остаётся жизнью... - Восемь лет назад консистория прекратила своё существование. Почему? - Да-да, я помню. - Почему? - Почему,- сказал он.- Наверное, потому что она была не нужна? - Не нужна кому? - Кому... Понимаете, существовало как бы два мира. Какой из них был вымышленный, а какой настоящий? Может быть, теперь или завтра найдутся люди, которые станут играть в консисторию, как когда-то играли в конвент. Ведь всё началось с игры... Было правительство, законы, должности, звания. И существовал другой мир. Иные взаимоотношения, иные законы. Нарушение их каралось смертью, и это уже трудно было назвать просто игрой. А! Я вижу, вас напугало слово "смерть". Да, они играли очень серьёзно, и всё было настоящее: пистолеты, кинжалы, плащи, золото, женщины... смерть. Это как Мессалина, знаете? Когда наступала ночь, она надевала парик и уходила из своего дворца,- она была женой императора Клавдия, вы знаете, да,- и шла в публичный дом, где играла в проститутку. Играла или была проституткой? Ведь всё было настоящее, мужчины... всё, кроме разве что волос. Вот и тут... Придумывались правила, порою нелепые до... поразительности. Их воспринимали всерьёз, а разве могло быть иначе? Знаете, мне иногда кажется, будто кто-то намеренно изощряется, придумывая правила как можно нелепее, а потом наблюдает, как люди следуют им. Неукоснительно. Соблюдают их. Словно проверяет свою власть. Или любуется ею. Ведь если сами по себе эти правил лишены всякого рационального начала, какого бы то ни было здравого смысла, то значит... они и есть воплощённая власть. Как вы думаете. - Этот "кто-то" - конвент? - Конвент! Вы произносит слово "конвент", думая, что что-то этим сказали. А вы знаете, что это вообще такое? Может быть, его и нет вовсе? А? Может быть, его и не было никогда? Его состав держится в секрете, так было всегда. Никто не знал и не знает, что это такое, кто держит банк в этой игре. Они говорят "конвент", и этого им достаточно. Они воображают, что этим сказано всё. А ведь этим не сказано ничего! А что если они тоже... Что если они, как и все, разыгрывают свои карты. Знают ли они сами, какой выпадет номер и... есть ли они вообще?.. - Я думал, вы мне объясните. - Вы думали? - Вы сами взялись рассказать мне о том, что здесь происходит. - Здесь!- произнёс он с нарочитым пафосом. - Я думал, вы знаете... - А я не знаю,- заявил он.- Не знаю, понимаете? Я знаю, что такое деньги, это проще. И то... - Деньги!- я догадался.- У них были большие деньги! - Есть и были,- сказал он.- Но сколько? Этого никто не знал, да и теперь никто не знает. Можно было выиграть очень много. - А если проиграешь? Он развёл руками. - Ведь, я понимаю, ставкой была жизнь? - Вот видите, сказал он.- Жизнь. - Да они просто покупали себе подданных, как когда-то аристократы покупали себе актёров! - Постойте, постойте,- сказал он.- Кто кого покупал? - Это феодализм!- я был возмущён.- Думать, что деньги принадлежат тебе, если это больше, чем тебе нужно для жизни. Он мягко улыбнулся. - А сколько нужно денег для жизни? - И где же они брали эти деньги? Незаконный бизнес? - А это уж их дело,- заметил он.- Я вижу, вы не любите конвент. - А вы? - Я? Он посмотрел на меня внимательно. Я не выдержал. - Ладно. Пусть это неважно. - Вот именно. - Но что же правительство! - А что оно могло? Его ведь тоже, в некотором роде... придумали. А потом вот взяли и передумали. Придумали конвент, так интереснее. А? - - Вот видите,- сказал он. - Вы сказали. - Да? - Что они устанавливали свои законы. Это значит, что они не признавали законов, установленных государством. Иными словами, у власти теперь находятся преступники. - Как-как?- насмешливо переспросил он. - И это преступная игра! А то, что она началась с крови, как вы сказали, только подтверждает это. Это тирания!- крикнул я, чтобы было слышно в соседней комнате.- И вы тоже! Сидите и нахваливаете правительство, а в это время в вашей квартире перетряхивают ваши же вещи. По его! Указанию. И это! Красноречивее любых слов. Он удивился. - Разве я нахваливал правительство? - Ну не знаю, ладно. Ну, не нахваливаете, может быть, оправдываете. - Эк вас разобрало,- сказал он.- А ведь, может быть, по законам какого-нибудь африканского племени, или древних инков, к примеру, а может быть, индусов или китайцев, мы с вами - и вы, и я,- являемся преступниками. Как быть с этим? - Мне не нравится этот город,- заявил я. - Вам!- он фыркнул.- Вы первый день в городе, и он вам не нравится. Этому городу тысяча лет, он видел сотню правителей, гордых, слабых, щедрых, милостивых, жестоких, консистория, конвент, сколько их было, вы думаете. И он стоит. Как стоял. И люди живут в нём. Веками. И вот, являетесь вы. - Все мы родились не вчера,- сказал я - Да,- сказал он. - Я едва попал сюда, а с меня уже потребовали десяток подписок. И они тоже берутся судить обо мне, даже о том, чего просто не могут понять. Чего я никогда не сказал бы им. - Они тоже, согласился он. - И между прочим,- сказал я,- вы не совсем правы. Я вовсе не первый день в этом городе. Я проработал здесь не один год. Знаете, где? - И первый раз вышли на улицу,- сказал он с усмешкой. Я промолчал. - Это ничего не значит,- сказал он. - Так ли уж ничего,- возразил я. - Я вовсе не нахваливаю правительство,- он покачал головой. - Ещё бы,- сказал я. Он вздохнул. Взял с плиты чайник. Плеснул себе в чашку. - Вам тоже? - Спасибо. - Давайте чашку. Только не очень горячий уже, остыл. - А чего они ищут?- спросил я. Он поставил чайник на плиту. - Кто они? Я кивнул в сторону комнаты. Он. - Не знаю. Доказательств. - Каких доказательств? - Что я диссидент, по всей видимости. - Так вы диссидент!- сказал я удовлетворённо. - Как люди радуются, когда находят название,- сказал он с выражением грусти.- Они воображают, что название это уже...- он прищёлкнул пальцами. Я улыбнулся. - А почему бы им было не спросить у вас прямо? - Наверное, потому что я мог не дать прямого ответа,- сказал он. - То есть, они боятся, что вы скажете неправду? - Наверное. Что я не скажу правду. - И... - Это уж их проблемы. - Хорошо. Пусть так. Разговор зашёл в тупик. О чём же я хотел спросить ещё? - Значит,- сказал я.- Страной управляет конвент. - Да бросьте вы,- отмахнулся он.- Никто ей не управляет. Я опешил. Он с безразличным видом пил свой чай. Я молчал. Он поставил чашку на блюдце. Посмотрел на меня. - Я пошутил,- сказал он. Я засмеялся. Я не мог остановиться. Я хохотал. - Так значит,- выдавил я сквозь смех.- Это и есть... ваша диссидентская... крамола! Мне стало совсем хорошо. Так уютно. Эта кухня. Тёплая стена холодильника за спиной. Чайник на плите. Этот милый, забавный человек. А не попроситься ли к нему на ночь? Куда я пойду, в какую гостиницу? Ночь на дворе. Останусь-ка я здесь. Он мне ещё что-нибудь расскажет... диссидентское! Меня снова стал разбирать смех. Или про Здание. Кстати! - Что это было за Здание?- спросил я, справившись, наконец, со смехом. - Здание?- переспросил он. Он несколько смешался. - Не знаю. - Неправда,- сказал я с улыбкой. - Что?- сказал он, как будто не веря своим ушам. - Неправда,- сказал я.- Об этом даже в газетах было написано. - Ах, в газетах,- сказал он с явным облегчением.- Да, было. - И что? - Да, ничего, ерунда всякая. Неизвестно даже, существовало ли оно вообще. - Понятно,- сказал я.- Вы обо всём так говорите. - Почему же обо всём...- не согласился он. - И всё-таки, что это за Здание? - Я же говорю. Легенда. Консистория едва не объявила ему войну. Консистория,- он поморщился.- По-моему, это был самый яркий признак её разложения. - А вы не любили прежнее правительство,- заметил я. - А вы? - Мне проще,- сказал я.- Меня здесь в то время не было. - Ах, да,- сказал он с иронией.- Я совсем забыл. - Что вы хотите этим сказать? Он не успел ответить. В кухню стремительно вошёл мой недавний спутник, его лицо было озабочено. Он так и не снял свою треуголку и даже не расстегнул плащ. В руке он держал какую-то папку. - Ваше?- сказал он, обращаясь к старику. Тот молча кивнул. - Собирайтесь- он повернулся ко мне.- И вы тоже. - А я-то причём? Старик уже выходил. - Куртку свою не забудьте,- он вышел за стариком. Я поднялся на ноги. - И выключите свет!- раздалось из прихожей. Мы вышли из дома. Я остановился, чтобы застегнуть "молнию". У подъезда уже стояла машина, тарахтевшая как отбойный молоток. Дверца открылась. В салоне вспыхнул свет. Старик хотел, кажется, что-то возразить, но тот, в треуголке, подтолкнул его к сиденью. Он явно спешил. Дверца захлопнулась. Я замер на месте. Машина, фыркнув, поехала. Проехала мимо меня. Завернула за угол дома. Шум стал удаляться.