Роберт Уилсон - Спин

Летом мы в последний раз пустились на велосипедах на Фэйруэй-Молл. Туда мы уже тысячу раз гоняли. Джейсон и Диана для такого мероприятия уже числились переростками, но за семь лет жизни на участке «большого дома» эта летняя субботняя прогулка стала традицией. Дождливые или слишком жаркие дни мы, конечно, пропускали, но при хорошей погоде как-то само собой получалось, что мы встречались у въезда на территорию Лоутонов.

В тот раз воздух, солнце, ветерок ласкали всё живое, грех было не прокатиться. Окружающий мир как будто убеждал нас, что всё вокруг в полном порядке, а ведь вот уже десять месяцев прошло… Даже если мы, как Джейс иной раз скептически замечал, превратились из «дикорастущей» в «возделываемую планету», огороженную неизвестным садовником.

Джейсон щеголял на дорогом «горном» велосипеде, Диана ёрзала по седлу «дамского» экземпляра той же ценовой категории. Я оседлал вполне созревший для помойки экземпляр, купленный для меня матерью по случаю на каком-то блошином рынке. Неважно. Главное — приятный хвойный воздух, часы досуга в нашем распоряжении. Я остро ощущал это, Диана тоже. Кажется, даже Джейсон чувствовал то же самое, хотя в движениях его, пожалуй, чувствовалась какая-то нерешительность. Я отнёс это на счёт напряжения, вызванного надвигающимся учебным годом. Дело было в августе. Джейс учился по уплотнённой программе, а «Раис» и без всяких уплотнений известна как школа «высокого давления». В течение прошлого года он специализировался на физике и математике и сейчас мог бы их запросто преподавать. Но следующий семестр его озадачивал. Латынь! Мёртвый язык. «Кому она, на хрен, нужна! Кто читает её, кроме самих преподавателей? Всё равно что учить „Фортран“. Всё, что надо, уже давно перевели. Что, я лучше стану, если смогу читать Цицерона на латыни? Нет, надо же — Цицерона! Алан Дершовиц Римской республики…»

Я не слишком серьёзно воспринимал его причитания. Дело в том, что эти поездки традиционно сопровождались чьими-то ламентациями. Кто такой Алан Дершовиц, я тоже представления не имел. Вероятно, кто-то из его одноклассников. Но Джейсон относился к своим горестям серьёзнее. Он привстал на педалях и слегка оторвался от нас.

Дорога скользила мимо ухоженных участков с вылизанными газонами перед пряничными пастельных тонов домами. На газонах крутились реактивные поливалки, рассыпая радужные брызги. Пусть солнце и фальшивое, но свет его всё же преломлялся во множество радуг под сенью вековых дубов.

Через десять-пятнадцать минут лёгкой, приятной езды впереди замаячил верх Бантам-Хилл-роуд — последнее препятствие на пути к цели. Подъём крутой, зато спуск с холма пологий, длинный и приятный, до самой стоянки Фэйруэй-Молл. Джейс уже одолел четверть подъёма. Диана повернулась ко мне:

— Догоняй!

Только этого мне и не хватало. У двойняшек день рождения в июне, у меня — в октябре. Каждое лето наступал период, когда они оказывались старше меня не на один, а на целых два года. Им уже по 14, а мне ещё целых четыре долгих месяца жалких 12. Эта разница каким-то образом автоматически приносила с собой и физическое превосходство. Конечно, Диана прекрасно знала, что мне не догнать её на подъёме, но это не помешало ей налечь на педали. Я вздохнул и попытался выжать из своей скрипучей развалины всё, что можно. Куда там! Диана на своей цельноалюминиевой хреновине отрывалась всё дальше. Троица малышек, рисовавших мелом на тротуаре, прыснула от неё по сторонам. Она на мгновение обернулась ко мне, как бы подбадривая, одновременно дразня.

Подъём давался ей не так уж легко, но она переключила скорость и продолжала взбираться на холм. Джейсон уже остановился на самом верху, опёрся на одну ногу и разглядывал нас с непонятным выражением лица. Я пыхтел, выбиваясь из сил, но древняя конструкция неумолимо замедляла ход. Пришлось, в конце концов, слезть и вести её дальше за руль.

Диана улыбалась мне, и я её поздравил:

— Ты выиграла.

Её реакция на поздравление меня удивила:

— Ладно, Тайлер, не сердись. Я понимаю, что это несправедливо.

Далее дорога упиралась в тупик, а окружающие участки размечали столбики с натянутыми между ними бечевками. Дома здесь ещё предстояло выстроить. К рынку в западном направлении вёл песчаный склон с плотно убитой земляной тропой, пронизывающей заросли подлеска и кустарника.

— Внизу увидимся, — бросила Диана, срываясь с места.

Мы заперли велосипеды в стойке на автостоянке и вошли в стеклянный пассаж торговых помещений.

Здесь с октября мало что изменилось. Газеты и телевидение могли бить во все колокола, но до рынка этот трезвон как будто не доходил. Ассортимент, однако, учитывал события внешнего мира. Никто не торговал больше блюдцами параболических спутниковых антенн, а книжные стойки пестрели обложками, обещавшими разложить по полочкам все секреты «октябрьского феномена». Джейсон ткнул пальцем в глянец попугайной синей с золотом обложки, связывающей событие с библейскими пророчествами, и презрительно фыркнул:

— Провидцы хреновы… Напророчили то, что уже произошло.

Диана придавила его строгим взглядом:

— Не следует смеяться над чем-то лишь потому, что сам в это не веришь.

— Уточняю: меня рассмешила эта идиотская обложка. Книжицу-то я, сама понимаешь, не читал.

— Может, и стоило бы прочесть.

— На кой? С чего это ты в неё так влюбилась с первого взгляда?

— Я ни во что не влюбилась. Но Бог и «Октябрьский феномен»… Может быть, не мешало бы рассмотреть, как это связано. И ничего смешного я тут не вижу.

— Нет, дорогая, именно это курам на смех.

Диана закатила глаза, горестно вздохнула и отошла прочь. Джейс пожал плечами и сунул книжку обратно на стойку.

Я сказал ему, что народ хочет разобраться в сути явления, потому и бросается в разные стороны. Он скривил губы:

— Чаще твой «народ» симулирует глубокие познания в предмете, в котором ни черта не смыслит, игнорируя очевидное. Защитный механизм отрицания. Слушай, Тайлер, хочешь узнать кое-что интересненькое?

— Ну дак…

— Это пока что совершенно сверхсекретно. — Он понизил голос до шёпота, чтобы даже Диана, шагавшая чуть впереди, не смогла услышать дальнейшее: — Не для разглашения.

Одна из занятных особенностей Джейсона — он часто узнавал о важных решениях и событиях за день-два до того, как о них сообщали вечерние новости. «Райс-академи», конечно, солидная школа, но не единственный источник образования Лоутона-младшего. Может быть, более важным источником знаний стала для него «вечерняя школа», в которой его наставником выступал И-Ди, просвечивавший для него грязные кишки бизнеса, связи между технологией, наукой и рычагами политической машины, посвящавший сына в тайны среды, в которой тёрся сам. Потеря спутников связи заставила обратить внимание на высотные аэростаты (стратостаты) — как раз то, чем, в частности, занималась фирма Лоутона. «Попутная» технология покинула свою нишу, вышла на передний план, и И-Ди оказался в числе первых, до ушей которых доходили важнейшие новости. Потому-то его четырнадцатилетний сын иной раз узнавал то, о чём, упаси бог, не должны были пронюхать конкуренты.