Эдгар Пэнгборн - Яйцо ангела
Там был набор инструментов, насколько мелких, что Лупа его не брала: позже я узнал, что это набор для рукоделия. Один предмет оказался инкрустированным гребнем: она провела им по пуху на груди и ножках, чтоб показать, чему он служит. Книга, приспособление для письма, похожее на металлический стержень. Вообразите книгу и карандаш, которыми без труда могут пользоваться ручки не больше мышиных лапок. Книга, как я понял, была чистой тетрадью для ее собственных нужд.
И наконец, когда я полностью проснулся, оделся, и мы позавтракали, она достала с самого дна ранца сверток (тяжелый для нее) и дала понять, что это подарок для меня.
"Мой отец сделал это для тебя, а камень я вставила сама вчера вечером". Она развернула оболочку. Кольцо, в точности по размеру моего мизинца.
Конечно, я растерялся. Поняв это, она уселась на мое плечо, и теребила меня за ухо, пока я не овладел собой.
Не знаю, что это был за камень. На свету он переливался. От пурпурного до яшмово-зеленого и янтарного. Металл был похож на платину, если бы не розовые блики, когда свет падал под определенным углом... Глядя в камень, я видел... но не стоит сейчас об этом. Я не готов записать такое, и, вероятно, не смогу никогда: мне нужно увериться.
Мы разбирались в это утро с хозяйством. Я показал ей весь дом. Он невелик - типа "Кейп-Коддер", две комнаты внизу, две наверху. Ее интересовал каждый угол, а когда она обнаружила в чулане коробку из-под обуви, то попросила ее у меня. По ее указаниям я поставил ее на шкафчик возле своей кровати, ближе к окну, которое теперь всегда будет открыто; она обещала, что москиты не будут меня беспокоить, и я верю ей. Я постелил на дно коробки белый шелковый шарфик; спросив у меня позволения (как будто я мог ей в чем-то отказать!), она достала свой рукодельный набор, отрезала кусочек в несколько квадратных дюймов, сложила его в несколько раз и сшила из него узенькую подушечку. Теперь у нее была приличная постель и собственное помещение. Я бы хотел иметь что-нибудь менее грубое, чем шелк, но она настаивала, что и это чудесно.
Сегодня мы говорили мало. В полдень она вылетела на часок поиграть среди облаков; когда вернулась, то дала мне понять, что ей надо поспать подольше. Сейчас она еще спит. Пишу внизу, боясь, что свет помещает ей.
Возможно ли, что я проживу еще тридцать или сорок лет, в ее понимании? Интересно, насколько еще мой мозг способен к обучению. Кажется, я в состоянии усваивать новые факты так же хорошо, как и всегда, этот поношенный скелет еще поскрипит - при хорошем обращении. Само собой, факты без интегрирующего воображения столь же полезны, как разбросанные кирпичи, но может быть, мое воображение...
Не знаю.
Джуди просится наружу. Я зайду, когда она вернется. Подумал, можно ли... да, именно это слово - "собрать" жизнь бедной Джуди. Надо спросить.
Прошлой ночью, окончив писать, я все же лег; но сон не шел, я все ворочался. Через какое-то время, - в другой комнате был свет - она прилетела ко мне. Напряжение растворилось, как болезнь, и мой мозг отозвался наступившим покоем.
Я ясно понял (и уверен, что она узнала это раньше), что по своей воле никогда не откажусь от ее общества, и она дала мне понять, что есть альтернатива на остаток моей жизни. Выбор, сказала она, тоже за мной, и мне нужно время, чтобы утвердиться в своем решении.
Я смогу жить естественным образом, в чем бы это ни воплощалось, и она не оставит меня - по крайней мере долго. Она будет со мной. Для совета, учения, помощи в любом добром деле, за которое я рискну взяться. Она говорит, что будет наслаждаться этим; по некоей причине, как мы говорим на своем языке, она увлеклась мною. Нам будет весело.
Господи, какие книги я смогу писать! Сейчас я пытаюсь высказаться в словах, как это свойственно человеку: что бы я ни перенес на бумагу, это всего лишь ничтожная доля возможного; сами слова очень редко бывают верными. Но под ее наставлением...
Я смогу внести свою долю в перетряску мира. Одними словами. Я смогу проповедовать моему собственному роду. Пройдет время, и меня услышат.
Я могу исследовать и изучать. Мы едва отщипнули от всей суммы доступных знаний! Предположим, я принес из сада один-единственный лист или обыкновенную тлю - за несколько часов изучения их вместе с нею я узнаю о своей науке больше, чем из горы лучших учебников.
Она также передала мне, что когда она и те, кто прибыл вместе с нею, узнают чуть больше о людях, можно будет значительно улучшить мое здоровье, и даже продлить мою жизнь. Не обольщаюсь, что моя спина когда-либо выпрямится, но она считает, что боли можно снять, видимо, даже без помощи лекарств. Я смогу обрести более ясный ум, если мое тело не будет подводить и мучить меня.
Но есть и другая альтернатива.
Похоже, что они разработали технику, посредством которой любой несопротивляющийся живой объект, чей мозг обладает памятью, способен восстановить все ее содержание. Это побочное явление, насколько я понял, их безмолвного общения, проявившееся совсем недавно. Практикуют они его только несколько тысяч лет, и так как их собственное понимание этого феномена еще очень неполно, они относят его к ряду экспериментальных методик. В самом общем виде она походит на то воскрешение прошлого, которое иногда предпринимают психоаналитики с терапевтическими целями; но представьте себе все это гигантски увеличенным и проясненным, дающим возможность выделить любую деталь, отмеченную когда-либо мозгом субъекта, и конечный результат совершенно другой.
Цель тут не терапевтическая, как мы это понимаем. Совсем наоборот. Конечным результатом становится смерть. Все, что оживит этот процесс, передается в воспринимающий мозг, усваивающий или записывающий что-то, если такая запись нужна; но тот, чью память возбуждают, размывается, исчезает безвозвратно. Так что это не просто "вспоминание" - это отдавание. Разум как бы смывается, лишаясь всего своего прошлого, а вместе с памятью уходит и жизнь. Очень тихо. Мне кажется, в самом конце ты словно стоишь, не сопротивляясь поднимающемуся приливу, пока наконец волны не сомкнутся над тобой.
Наверное, так была "собрана" и жизнь Камиллы. Сейчас, когда я наконец уловил все это, я засмеялся, и ангелочка, разумеется, уловила соль моей шутки. Я подумал о Стиле, моем соседе, который пару зим держал старушку в своем курятнике. Где-то в ангельских архивах должны запечатлеться увиденные глазами наседки латки на заду штанов Стила. Ну что ж, ладно. И естественно, там же взгляд Камиллы на меня, надеюсь, не слишком злой...
На другом конце шкалы - "собранная" жизнь отца моей ангелочки. "Снятие" может длиться долго, сказала она, это зависит от сложности и богатства разума, и всегда, кроме самой последней стадии, его можно остановить по собственному желанию. Снятие памяти ее отца началось, когда они были еще в глубоком космосе, и он знал, что недолго проживет после путешествия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});