Вячеслав Рыбаков - Доверие

Она взяла его ладонь свободной рукой и, по-котеночьи щурясь, потерлась об нее горящим лицом.

РИНАЛЬДО

Долгие годы индустрия планеты ориентировалась на переселение. Разработаны были принципы гиперсветовой коммуникации. Построены и испытаны корабли, они продолжают создаваться - молниеносные города, способные перебрасывать на другой край Галактики до ста тысяч людей за рейс. Найдена землеподобная планета. И теперь, когда вот уже, вот уже спасение, когда казалось - успели все-таки и близок был блаженный миг расслабления, счастливого отдыха от трудов, вдвойне невыносимых оттого, что о них и о их смысле непозволительно говорить вслух... Что это? Почему, за что?

Ведь гибель...

Ринальдо на ощупь сунул руку в карман и вытащил ампулу с лекарством, приложил к тыльной стороне ладони, нажал на донышко. Лекарство с легким зудом пронизало кожу.

Удушье отпустило почти сразу. Ринальдо осторожно впустил воздух в легкие. Смог увидеть, как Астахов тревожно смотрит на него, перегнувшись через стол.

- Позвать врача? - спросил он опасливо.

- Нет, нет, - Ринальдо попытался улыбнуться. - Пустяки. Уже все. Спасибо, Валя.

Врача... Хоть об пол черепом бейся.

Адмирал молчит и безнадежно глядит в стену. Ему худо. Ведь не кто иной, как он кричал вчера: я знаю эти машины! Он забыл, что когда вторгается непредсказуемое, конкретные знания пасуют. А неконкретное, вкусовое неприятие не доказывается... почему-то. И адмиралу теперь худо. Настало время этических абстракций - оно всегда возвещает о своем приходе катастрофой, перед которой пасуют конкретные знания, - и он, страдая, ждет, что скажет Ринальдо, который болтает, но выручает: в детстве, когда знойный мальчик не успевал с уроками, потому что надо было целоваться с девочками или драться с другими мальчиками; в Школе астронавигации, когда знаменитый курсант до одури бесился на тренажере, выковывая мужское тело предельными нагрузками, дрессируя себя до полного автоматизма реакций, уводя в неразмышляющий инстинкт каждое движение каждой мышцы и каждой мысли...

И Валя Астахов, друг настоящий, а не рабовладелец от дружбы, единомышленник на вторых ролях, тоже ждет с какой-то потусторонней надеждой; будто можно сейчас встать и сказать: "Нет, в радио вкралась ошибка, корабли целы, я точно знаю". И оба поверят, вот что страшно. Поверят сущей чепухе, ведь правда настолько нелепа и жестока, что нет у сознания возможности принять ее, вместить ее, приноровить ее к дальнейшей жизни. Вернее, приноровить к ней дальнейшую жизнь. Какая уж тут дальнейшая жизнь...

Ну а мне-то от кого ждать спасительной лжи? Спасительной... Спасительная ложь уже была вчера, когда Чанаргван победно трубил в эфир. Хватит. Ринальдо изо всех сил стиснул голову ладонями, но это не помогло. Правды не было. Выхода не было. Смысл правды - давать выход и спасение; а когда нет выхода, правда ничем не лучше лжи. Спасения не было, все катилось в тартарары, и никому он, так привыкший помогать, помочь не мог на сей раз, оттого что он не бог, он всего лишь координатор усилий человечества, а возможности человечества конечны. Исчезающе, пренебрежительно малы по сравнению с той задачей, которую навалила на него природа.

- Послушайте, - вдруг глухо произнес Чанаргван. - А это не диверсия?

Ринальдо увидел, как глаза Астахова, устремленные на него, наполнились серой жутью; и так тошно ему стало, когда он понял, что Валя сразу поверил в этот бред, как бы страшный, отверзающий пропасть, намекающий на неведомого и жестокого врага, но на деле - упрощающий мир до структуры детской страшилки. Тут в троллейбус вошли мертвец и два скелета, и мертвец отнял у мамы ее зонтик...

- Паранойя - плохой советчик, - сказал Ринальдо.

- Но это все объясняет, по крайней мере, - неуверенно возразил Астахов.

- Предположение наличия бога, как известно, еще две тысячи лет назад объяснило все и навсегда, - устало парировал Ринальдо. - Неисповедимы пути - и шабаш. Я уж не говорю о том, как удачно объясняет факт восходов и закатов предположение о вращении известного Солнца вокруг известной Земли.

- Демагог, - с ненавистью процедил Чанаргван.

- Кто этим станет заниматься? - немощно выкрикнул Ринальдо.

- Те, кто голосовал против колонизации Терры, - быстро ответил Чанаргван. - У них даже были сторонники в низовых, неинформированных звеньях Совета, если помнишь. Нет, серьезно! - Идея его увлекла. - На всякий случай я провел бы негласное расследование.

- Ты и впрямь не в своем уме.

- Ну хотя бы какой-то маньяк... новый Герострат, - пробормотал Астахов. Он почти молил.

- Штампы, штампы, штампы... Вы что, не охраняли корабли от случайных посещений?

- Охраняли...

- Не проверяли перед стартами?

- Проверяли.

- Но что тогда? - заорал Чанаргван свирепо. - Что?! Ты только возражаешь. Но сам-то понимаешь что-нибудь? Или это и впрямь господь бог?

- Все, чего мы не знаем, - это господь бог, - сказал Ринальдо.

Замолчали снова. Надолго. Ринальдо обеими руками взял чашку с соком и стал пить медленными, мелкими глотками; чашка тряслась и время от времени больно придавливала нижнюю губу к зубам. Сок был вкусный. Несколько капель выплеснулось на колени.

- Что говорят в Совете? - спросил Астахов.

Ринальдо поставил пустую чашку на стол и искоса глянул на Чанаргвана. Чанаргван молчал.

- В Совете не знают, - нехотя произнес Ринальдо.

- Почему не знают?!

Чанаргван не отвечал - темнел, будто скала в ночном тумане.

- Мы пока не информировали Совет, - процедил Ринальдо. - Для Совета, как и для всех, эвакуация проходит успешно, по плану. Мы, - он опять надавил на "мы", безропотно принимая вину на себя, - были уверены, что вчерашняя катастрофа никак не может повториться и не хотели провоцировать задержку следующих рейсов пустым расследованием, которое стало бы неизбежным, просочись дело в Совет.

- А теперь? - спросил Астахов после паузы. Ринальдо покосился на Чанаргвана. И Астахов покосился. Чанаргван молчал.

- А теперь, - сказал Ринальдо, - откровенно говоря, Валя... я даже не знаю, как построить отчет. Как объяснить, что мы не отчитались вчера. И как объяснить, что мы как ни в чем не бывало угробили сто тысяч сегодня. Чанаргван отчетливо встрепенулся в сумраке у портьеры, наконец-то решив сказать свое слово, но теперь уже Ринальдо не дал ему и поспешно продолжил фразу, усмехнувшись своей кривой усмешкой: - Разве что ссылкой на диверсию. Но если и есть где-то диверсанты, так это я и Чан.

- Диктатура... - недоверчиво протянул Астахов.

- Да! - вдруг взорвался Чанаргван у стены. - Хоть хунтой назови! Мне нет дела до ярлыков! Мы должны дело делать, поняли? Не болтать, а думать, думать, думать!! - Он замолотил себя кулачищами по голове.