Сергей Смирнов - Эвтанатор (Записки врача)

так, сегодня четырнадцатое... значит, семнадцатого он умрет.

Оба раскрыли было рты, но тут же захлопнули. Переглянулись.

Было слышно, как они думают.

- На понт берешь? - хрипло спросил "специалист".

- Уже шестнадцатого почувствуешь себя плохо. А семнадцатого...

Заказывай музыку.

Они снова переглянулись.

Я молчал.

И тут где-то вверху громыхнула железная дверь. Оба вздрогнули.

Даже слегка отодвинулись от меня.

Раздались шаркающие шаги и появилась старушка:

- А, Алексей Дмитрич? А мы вас заждались уже. Мне соседка порекомендовала уринотерапию, так я проконсультироваться хотела...

- Ну, короче, - громко прервал ее безрукавчатый. - Доктор, мы договорились, да?

И развернувшись, они ушли. Я вытер испарину, посмотрел на старуху.

- Что это с вами, Алексей Дмитрич? - она вгляделась в меня подслеповатыми глазами. - Я говорю, насчет уринотерапии...

- Да-да. Сейчас, подождите... Идемте.

И я первым шагнул к лестнице.

* * *

Черта с два они меня найдут, - думал я, в тот же вечер садясь в электричку на Удельной. На работе выпросил недельный отпуск за свой счет пришлось показать начальству письмо от жены трехмесячной давности, в котором она живописно изложила болезнь тестя.

Но я опоздал.

Когда после Парголова народ в электричке схлынул, я вдруг увидел безрукавчатого: он сидел у прохода и вертел головой, глазея в окна; можно было подумать, что эта поездка приносит ему массу удовольствия.

Я испугался. Хотел было незаметно скользнуть в тамбур, но безрукавчатый вдруг обернулся и приветливо помахал рукой. Как по мановению волшебной палочки место рядом с ним освободилось.

Я подошел и сел.

- Привет, - сказал он; глаза его лучились, как у кота, сожравшего кило сырой печенки. - Не могу с вами расстаться.

Вдруг с пацаном что случится - а где вас потом искать?

Он теперь разговаривал со мной на "вы", но облегчения от этого я не испытывал. Наоборот, окончательно понял, что имею дело с коварным и наглым хищником, да не с одним - а с целой стаей.

- Куда едем-то? - спросил он.

Я промолчал.

- У тебя там что, дача, что ли?

Я снова промолчал. Он деланно вздохнул.

- Вообще-то меня Саша звать. Пойдем, что ли, покурим?

В электричке зажегся свет. Мы прошли в прокуренный, заплеванный тамбур, закурили. За грязным окном проносились поля, огороды. По автостраде, бежавшей рядом, изредка проносились машины.

Докурили.

- А знаешь, что? - сказал Саша. - Поедем-ка по домам, а?

- Ладно, - сказал я. Загасил окурок и повернулся к раздвижным дверям.

Но тут электричка затормозила. В тамбур повалил народ, и разделил нас с Сашей. Я как бы махнул ему рукой, пробираясь в вагон.

Вагон я пролетел пулей, выскочил в другой тамбур и вывалился на перрон, чуть не сбив с ног старика с громадным рюкзаком.

Метнулся к краю платформы, в темноту. Остановился за кустом акации, наблюдая, как отходит электричка. Она ушла, платформа опустела.

Я перевел дух. Через несколько минут прибыла электричка, шедшая в город. Я наблюдал за пассажирами, сошедшими с нее - их было всего трое-четверо. Саши среди них не было - значит, он не успел. И в последний момент я вскочил в тамбур.

* * *

Эту ночь я провел на автовокзале. Пытался дремать, полулежа на скамейке и прикрывшись газетой. Измаявшись, выходил курить. На улице было мокро, слякотно. Чувствовалось приближение осени.

Мокрый асфальт казался стоячей водой, в которой отражались фонари, здания, прохожие.

Утром я рискнул вернуться домой. Было шесть утра, туман заполнил дворы. Я поднялся на свой этаж, постоял у дверей. Как следует осмотрел замочную скважину и пожалел, что не сменил замок на импортный.

Наконец, рискнул. В квартире никого не было. Я быстро побрился, постоял под душем, даже чуть-чуть вздремнул, а в половине восьмого снова вышел, забив снаружи замочную скважину подходящим по цвету пластилином оказалось почти незаметно.

* * *

У меня был хороший знакомый в пансионате "Разлив". У него была редкая по тем временам специальность - рефлексотерапевт, хотя до специализации он был гинекологом.

В "Разливе" мне удалось, не привлекая внимания, перекантоваться несколько дней. Днем я бродил по окрестностям, ловил рыбу, даже посмотрел на знаменитый шалаш. Вечером возвращался в пансионат, где мой знакомый обеспечил мне койку в служебной комнате. Он ни о чем не спрашивал; только с самого начала, узнав про "обстоятельства", кивнул с философским видом:

- В нашем деле всякое бывает. Мы - между жизнью и смертью...

Слушай, может, тебя иголочками поколоть? В ушки. От нервов помогает...

От иголочек я отказался.

* * *

Двадцатого я вернулся домой. Пластилин, конечно, был выдавлен, но я чувствовал, что теперь мне нечего бояться. Я открыл дверь и в прихожей столкнулся с Сашей.

- А! Наконец-то, - сказал он буднично. - Ловко вы меня тогда... Мы уж не знали, что и думать. Спасибо, есть один человечек в "Разливе" подсказал.

Он исчез в комнате, откуда послышался разговор.

Я не торопясь снял куртку, разулся, прошел в ванную и как следует умылся.

В комнате, на диване, сидел старообразный человечек в очках и что-то читал, положив книгу на колени. Саша стоял рядом с ним.

- Прошу, - сказал мне Саша. И повернулся к человечку: - Вот это он и есть.

Незнакомец отложил книгу, поднялся, оглядел меня с головы до ног.

- Алексей Дмитрич, если не ошибаюсь? - спросил неожиданно сильным, звучным баритоном. - Ну, будем знакомы. Сергей Павлович Шведов. Или Швед.

Я тут же понял, кто это. Хотя лишь однажды в поликлинике слышал краем уха: "У нас сам Швед лечился".

Швед поправил очки, уселся.

- Вы - талант, Алексей Дмитрич. Истинный талант. Уважаю, - сказал он. Мальчик-то наш умер. Ничем не болел, и вдруг, шестнадцатого это было согнулся пополам. Привезли в больничку, а там - сразу на стол. Прободение язвы желудка.

Прооперировали, но случай оказался запущенный. Так что семнадцатого он умер...

Швед коротко глянул на меня.

- Невинно убиенные по ночам не беспокоят?

Я промолчал, а Шведов поднялся. Саша засуетился рядом, подавая курточку - обыкновенную ветровку, принес из прихожей туфли.

Швед оделся, двинулся к выходу:

- Ну, хорошо, что познакомились. Вы уж не побрезгуйте - будут проблемы, обращайтесь. А сам буду помирать - вас позову...

И ушел. Саша глянул на меня на прощанье с немым почтением.

* * *

Так у меня появилась "крыша".

Шли годы. Жена приезжала несколько раз, жила по месяцу-два - пыталась привыкнуть. Но каждый раз, соскучившись по солнечной родине (и по маме, конечно), возвращалась домой. Так я и жил - вроде бы и женат, а вроде и нет.

А потом случилась перестройка. Потом реформы, потом ельцинизм.