Всеволод Глуховцев - Полнолуние

Проштудировав карточку, Зимин не нашёл в ней ничего необычного — разве только то, что парень сразу же попал в войска, минуя учебку. Для человека, имеющего за плечами техникум, это не совсем характерно… хотя и ничего странного в этом нет. Бывает такое сплошь и рядом, в военкоматах этих, действительно, сплошное уродство… Ну-с, ладно, дальше… Он просмотрел медицинскую книжку, выругав мимоходом врачей за почерк, но всё же разобрал, что Раскатов А. В. ничем серьёзным не болел ни в детстве, ни в юности, а в медсанчасть бригады обращался один раз, прошлой весной, в марте, с жалобой на насморк, жар и недомогание. Был констатирован грипп, выписаны лекарства, латинские названия коих капитан выяснять не стал, и назначен стационарный режим, по истечении которого, через неделю, рядовой Раскатов был отправлен в родную роту бодрым, здоровым и полноценным солдатом. Всё.

Отложив книжку, Зимин пробежал глазами характеристику с места работы, заверенную военкоматом, но, ясное дело, ничего оттуда не извлек. «За время работы… показал себя трудолюбивым, исполнительным, дисциплинированным работником… инициативен… порученные задания выполнял качественно и в срок… морально устойчив, политически грамотен». Тьфу! «Начальник цеха А. И. Пеньков». Хорошая фамилия. Соответствующая содержанию.

Оставив потрёпанный листок, Зимин встал, прошёлся от стола к окну и обратно. Остановился посреди комнаты. «Визуальное изучение документального материала подозрений не вызвало», — помыслил он стандартной формулировкой, подобно А. И. Пенькову, вернулся к столу, сел и закурил.

В общем-то этого и следовало ожидать. Что может быть подозрительного в документах?.. «Национальность — китаец?»… М-да. Ну что ж, значит личный контакт… личный… конта-а-акт… — врастяжку думал капитан, пуская в потолок колечки дыма, по мере подъёма начинавшие колебаться, терять форму и, наконец, бесследно исчезавшие… «Чепуха всё это», — с отвращением решил он и встал, чтобы открыть окно. Открыл. Свежо на улице, славно. Прохлада, сумерки… За промокшей спортплощадкой с уныло провисшей рваною волейбольной сеткой, бетонным забором, за неопрятными панельным домами военного городка со множеством самодельных несуразных антенн над плоскими крышами тёмной стеной с ломаной линией верха таинственно молчал лес. — Че-пу-ха, — с ударением произнёс Зимин, отходя от окна. — Одному дураку померещилось, другой — даром, что в капитанских чинах — уши развесил, шпионов ищет… А тут…

Марафет! Марафет — вот главное! Аж по спине озноб — что будет, если вскроется, что орудовала целая организация!.. Тайник! Под носом у начальника особого отдела!.. Чёрт возьми… Белов! Он явно был напуган. Кого бояться? Меня?.. Зачем ему меня бояться?.. Нечисто что-то здесь, нечисто. Палёным пахнет. Искать!.. Свиридов… ага, в воскресенье… чёрт, пораньше бы… Д-да, тут уж по головке не погладят, если что… скорее вовсе снесут её к едрёной бабушке, головку-то…

Он поморщился. Голова, видимо, напуганная перспективой снесения, начинала болеть. Начало было многообещающим: он знал, что потом это разрастётся до беды. От всей этой мороки, от нещадного курева… Это давление: боль изнутри тупо плюхалась в виски. Домой надо, прилечь. А с Раскатовым этим, чтоб ему…

Зимин не любил бросать начатое на полпути.

Но как пробуравила предательская мыслишка «домой!», так и стало невмоготу… И, помаявшись несколько секунд, он выбрал компромисс: завтра. «Завтра проверю», — сказал себе он, собрал со стола бумаги, сложил в сейф, закрыл его и опечатал. Проверил окно, осмотрел себя в зеркале, надел фуражку, погасил свет и вышел.

При появлении его на КПП дежурный вскочил так, будто его ткнули иголкой в зад, перед этим суетливо сунув что-то в стол, и вытаращился на капитана преувеличенно честными глазами, аккуратный, опрятный, безукоризненно подшитый.

— Товарищ капитан! — звонко выкрикнул он, сияя преданным взором (точно, виноват: или книжку читал или письмо писал). — За время несения службы происшествий не случилось! Дежурный по КПП рядовой Анисимов!

— Вольно, рядовой, — дружественно сказал Зимин. — Ну-ка, кликни мне кого-нибудь из караула.

Громыхнув стулом, боец резво подскочил к окошку, соединяющему окошко и караульное помещение.

— Караульные! — требовательно завопил он. — Срочно! Начальник особого отдела!

И отстранился, давая место Зимину. В караулке произошёл заполошный шум, топот, беготня, выкрики: «Начальника караула!.. Быстро!..» — грохнула упавшая табуретка, и оконный проём заполнился усатой и красномордой физиономией начальника караула прапорщика Хроменкова, того самого бензинового жулика.

— Здравия желаю, товарищ капитан, — сказала физиономия, насторожённо бегая маленькими тёмными глазками.

— Здорово, Леонид Никитич, — душевно приветствовал физиономию Зимин, улыбаясь. — Как успехи? Как бензин?

— Какой бензин? — осторожно спросил Хроменков после секундной паузы.

— Ну как, какой? — простодушно удивился капитан. — Твой бензин, складской! Ты ж у нас бензиновый король, Рокфеллер, так сказать, местный, — засмеялся он, поселяя прочную тревогу в прапорщиковой голове.

— А-а, — натужливо заулыбался и Хроменков. — Так а что бензин?.. Лежит себе, это… Жив-здоров…

На середине фразы начальник караула закашлялся и теперь кряхтел, выпучивая глаза, отхаркивался и отдувался.

— Ну и отлично, — сказал Зимин. — Слушай, Никитич! Дай-ка мне караульную ведомость глянуть, посмотрю я, что там у вас.

Окошко освободилось, и оттуда донеслось бумажное шуршание, а потом мясистая рука прапорщика с плотно въевшимся в толстый палец потускневшим обручальным кольцом протянула капитану сложенный вдвое плотный жёлтый лист.

Сев за стол (рядовой Анисимов деликатно и почтительно шевелился за спиной, ненавязчиво покашливая — боялся, как бы не обнаружился спрятанный криминал), Зимин просмотрел ведомость. Вот оно: рядовой Раскатов, первый пост, первая смена… Сейчас, значит, на посту. Первый пост — это вдоль железной дороги, любопытно… Н-ну, ладно. Зимин встал. Болезненная пульсация в висках усилилась.

— Всё в порядке? — спросил он, возвращая бумагу. — Наряд приняли как положено? Замки, печати — всё в норме?.. Часовых развели?

— Всё, всё, товарищ капитан, всё в порядке, — спешил заверить Хроменков, радуясь уходу от бензиновой темы. — Я лично проверял… в общем и целом всё в порядке, на тридцать третьем хранилище только печать смазана была — это второго ТПБ, я их заставил пропечатать, Шумилина… Ругался, чёрт, ходить ему было неохота, но сходил, сейчас порядок. Часовых сменили, всё как положено…