Александр Казанцев - Дар Каиссы (сборник)

А где вентилятор, там и турбину поставить можно. Вопрос количественный. Все просто.

– А как же сооружать столь высокую трубу? – облизнув пересохшие губы, спросил инженер ван дер Ланге. Сердце у него так колотилось, что он прикрыл грудь салфеткой, чтобы не слышно было. Ведь на Западе энергетический кризис! «Поистине, бизнес – это прежде всего везение!»

– Ничего особенного, – отозвался Костя. – Останкинскую башню построили. В Польше еще выше строят. А японцы обратились к строителю Останкинской телебашни, инженеру Никитину, с просьбой помочь выстроить дом в километр высотой. Только Никитин доказал им невыгодность такого сооружения.

– Вот видишь, – назидательно сказал Гусаков.

– Это для дома невыгодно, – не сдавался Костя, – а для вездесущей электростанции, бестопливной, бесплотинной… во имя спасения планеты от перегрева и отравления атмосферы… в особенности за рубежом, где с этим считаться не хотят…

Вика снова, как на телебашне, залюбовалась живыми, горящими глазами Кости и волнистыми его волосами (как у принца!).

– У меня диплом на другую тему был, а сейчас… я к своей мечте вернусь.

– Мечта о трубе поднебесной? – почему-то шепотом спросила Вика.

Костя кивнул и увлеченно продолжал:

– На километровой высоте всегда зимняя температура, а у подножия трубы даже зимой теплее, не говоря уже о лете! Поэтому столб воздуха в трубе легче, чем в атмосфере, снаружи.

И давление, создаваемое разницей этих весов, выталкивает внутренний столб воздуха – в трубе появляется вертикальный ветер, который и будет вращать турбину.

Иван Тимофеевич даже плюнул от возмущения.

– Ну и язык же у тебя… без костей, – сказал он. Потом, косясь на иностранца, стал уверять Костю во вздорности его идеи. – Ведь подумать только – километровая махина! Это какая же жесткость нужна? Говорю, язык без костей.

Александр Максимович согласно кивал, и это немного успокоило Гусакова. Но тут совсем некстати вмешалась Вика.

– Кстати, про жесткость и… про язык, как вы тут сказали.

A вы знаете «тещин язык»? – обратилась она к Косте.

Тот смутился.

– Да я не женат.

– Это видно. А игрушку такую – «тещин язык» знаете?

– Ах, бумажная трубка, свернутая? Подуешь в нее – и развернется.

– И даже стоймя поднимается, – подсказала Вика.

– Да, и вертикально, – согласился Костя.

– Так чего же вам еще надо?

– Как чего?

– А еще изобретатель! Километровые трубы, как деревья, всюду сажать хочет, – издевалась Вика.

– Так то же твердые трубы!

– А зачем вам непременно твердые? Делайте «тещины языки» из мягкого материала. Вертикальный ветер у вас в трубе появится, он и надует ее, поставит стоймя.

– Слушайте! Заслуженная артистка без публики! Да вы кто такая? Я вам инженерное звание присваиваю! Вы понимаете, что сказали!

– Только женщина и придумает такое! – покачал головой Иван Тимофеевич.

– Юбку выдумала в километр высотой. Вот уж архимакси! Вы их не слушайте, – обратился он к иностранцу.

– Нет, почему же? – отозвался тот и залпом выпил стакан нарзана. – При энергетическом кризисе такие идеи ценны.

– Вы же соавтором моим становитесь… по проекту! Эх, если бы вы не были артисткой! – сокрушался Костя.

– Буду инженером, только для вас, – лукаво заверила Вика.

– Когда доигрывание-то? – хмуро осведомился Гусаков.

– Завтра утром. Ведь воскресенье.

– Стало быть, утром и увидимся. У меня поезд вечером. В понедельник – на работу.

Глава 3. Доска-разлучница

Костя Куликов непоправимо опаздывал на доигрывание партии с мастером Верейским, чего с ним прежде никогда не случалось. Он весь был под впечатлением вчерашнего.

Он провожал поздно вечером Вику до ее дома, высокой башни, которая, несмотря на то что была четырехугольной, напоминала ему «их трубу». Да, он теперь так называл задуманное им сооружение. Они с Викой смотрели на четырнадцатый этаж, где она жила, и воображали, как вертолет поднимет их мягкую трубу и как появится в ней тяга. Тогда надуется, выпрямится небывалый столб, взовьется исполинским «тещиным языком» под самые облака!

Когда Вика показала Косте окно своей комнаты, там в стекле сверкнуло солнце. Пора было расставаться, а они еще так мало узнали друг друга… Если бы потребовалось написать о жизни каждого, то все уложилось бы в несколько строчек: родился, учился, кончил школу, потом институт (а Вика еще не кончила!).

Говорить же об этом можно было без конца! И всякие мелочи представлялись очень важными и интересными.

Вика с Костей бродили по пустынным вымытым улицам.

Пешеходов не встречалось, дворники еще не появлялись. Редкие машины проносились с шуршанием шин, стыдливо торопясь исчезнуть с глаз парочки.

Завернули за угол и увидели странную картину. Во дворе огромного строящегося дома приютился жалкий деревенский домишко с садом. Сквозь выломанные рамы проглядывала стена с рыжими обоями. Под окном стояла скамеечка, а перед нею цвела сирень. Ее, должно быть, хотели сохранить для сквера.

Вика пожелала посидеть здесь. Когда они сели, на подоконнике показалась кошка.

– Кисонька, бедная! – сказала Вика. – Жильцы уехали, тебя бросили!

– Кошки привязываются не к людям – к месту. Может, она вернулась? – предположил Костя.

– Что ты! Она же тощая! Я возьму ее с собой, – решила Вика и поманила кошку.

Та мяукнула и перебралась с подоконника на плечо к Вике.

Костя восхитился, хотя сам он драных котов не любил. Кошка терлась о Викину щеку, а Костя, завидуя ей, думал: какого же друга он себе приобрел! Нет, он не просто влюбился, что с ним бывало не раз, – он нашел свою вторую половинку, словно каждый из них предъявил другому часть древней разломанной геммы.

И половинки целого сошлись. Сошлись, чтобы быть теперь вместе! И заявку на изобретение написать надо вместе: «Мягкая труба, надуваемая вертикальным ветром, возникающим из-за разницы температур у вершины трубы и ее основания, который в состоянии вращать ветротурбину, что служит использованию солнечной энергии». Какое изящное инженерное решение! Куликов и Нелидова!

Каково? Так будет стоять на экспертном заключении с красный уголком, а потом и на авторском свидетельстве!

К себе в комнату, которую Костя снимал в одном из арбатских переулков в ожидании, что ему, аспиранту, когда-нибудь дадут жилплощадь, он пришел скорее «рано», чем «поздно». Город уже проснулся. Вики не было, но она по-прежнему была с ним.