Дмитрий Колосов - То самое копье

«Время!» — подумала Шева и быстро бросила:

— Что-нибудь еще?

Сурт также понимал, что надо торопиться, и потому был краток.

— Нет! Инструкции и информация о точках координат в контейнере. Там же запасной телепортатор с выходом на центральную станцию. Если возникнет необходимость, ты можешь связаться со мной. Если у нас появится дополнительная информация, мы немедленно сообщим ее тебе.

— В таком случае — пора! — У Шевы возникло острое ощущение опасности, всегда придававшее ей уверенности.

— Удачи! — сказал Сурт и, ухмыльнувшись, прибавил: — Тебе предоставляется полная свобода действий. Ознакомься. — Директор Управления протянул Шеве небольшой плотный лист. — Подписано самим Бермлером. Удостоверение Охотника.

— Охотницы, — машинально поправила Шева.

Сурт вновь ухмыльнулся.

— Да, Охотницы. Арктур объявлен вне закона, и теперь ты вправе поступить с ним и всеми, кто вольно или невольно ему помогает, по своему усмотрению. Скажу по секрету, Конгресс не испытывает восторга от мысли, что Арктур вернется в настоящее, пусть даже его новым пристанищем навечно станут шахты Альпионы.

Шева не обратила внимания на последние слова директора Управления, точнее, постаралась не обратить. Лучше бы Сурт промолчал!

— Думаю, удача мне понадобится! — Девушка уже покидала кабинет директора Управления, но в дверях замешкалась. — Вот еще что… Позвони ко мне домой и скажи Броеру, что я, возможно, задержусь. И передай, что я люблю его!

Не дожидаясь ответа, Шева повернулась и шагнула в неизвестность…

ВЕНОК ОТРАЖЕНИЙ

Это случилось в небольшом оазисе неподалеку от славного города Самарканда, столицы Мавераннахра и четырех сторон мира. Под вечер в оазис приехали трое. Обитатели здешних мест были традиционно подозрительны к незнакомцам, любой из них мог оказаться сирийцем или индусом, вознамерившимся податься после смерти Господина счастливых обстоятельств[1] на свою родину. Однако эти люди не походили на беглецов. Они вели себя уверенно, хотя и без того чванства, что присуще богатым и сильным. Договорившись о ночлеге с одним из дехкан, они заплатили вперед за место под крышей, за скромный ужин и отдельно за вино, предложенное хозяином после недолгих колебаний. Заплатили весьма щедро, но без той расточительности, что свойственна выскочкам, разбогатевшим благодаря слепому случаю. Наутро один из них уехал, насколько можно было судить по выбранному им направлению, в Самарканд. Двое других остались и провели день в неспешной беседе. То были очень разные с виду люди. Один, с обветренным и суровым лицом и руками, иссеченными шрамами, походил на воина, немало повидавшего в своей жизни. Другой также не выглядел праздным гулякой, но руки его привыкли скорее к мирному труду, а лоб был отмечен печатью раздумий. Кроме того, глаза второго горели фанатичным огнем, несущим счастье одним и неисчислимые страдания другим. Но говорили гости на равных, по-дружески, хоть и производили впечатление выходцев из разных миров.

Они проговорили до вечера, а перед закатом вернулся третий. Он был голоден, и хозяин тут же принес ему чашку горячего плова и кувшинчик вина. Выходя, любопытный хозяин спрятался в нише за дверью, откуда можно было слышать все, о чем говорили гости. Разговор они вели весьма примечательный, хотя дехканину было понятно далеко не все.

Тем, что остались в доме, хотелось знать, с чем возвратился третий. Но они старательно скрывали свое нетерпение до тех пор, пока прибывший не насытился, и лишь потом тот, что походил на воина, спросил:

— Ну и как дела?

— Договорился, — коротко бросил прибывший.

— С кем?

— Есть такой Баба-Термес, он близок к любимой наложнице хана.

Воин фыркнул.

— Прошли золотые годы, когда судьбы людей вершили герои и полководцы! Теперь все зависит от прихвостней наложниц!

— Есть еще и визирь, — проворчал, облизывая жирные от плова губы, прибывший. — Он третий в этом треугольнике.

— Шайтан! — искренне возмутился воин. — Ну и времена!

Да, времена и впрямь настали странные. Минуло два года с тех пор, как отправился вслед за убегающим солнцем Господин счастливых обстоятельств Тимурленг. Он ушел в расцвете своей власти и славы, завоевав полмира и вселив ужас в сердца обитателей другой половины. Со смертью Тимура великая держава погрузилась в хаос. Наследники Тимура вцепились друг другу в горло. Избранный в преемники внук Тимура Пир-Мухаммед не сумел войти в Самарканд, поскольку там обосновался другой внук, вздорный и распутный Халил-султан, который незамедлительно принялся проматывать неисчислимые богатства, добытые дедом. В этом ему всячески помогали визирь Аллахдад, наложница Шад Малик, а также Баба-Термес — человек настолько низкий происхождением и всей своей сутью, что историки не сохранили о нем никаких сведений, кроме имени. Жадная до удовольствий троица пировала на развалинах великой империи Тимура, равнодушно наблюдая, как враги, дрожавшие при одном упоминании имени Тимура, ордами вторгаются в пределы державы, созданной Господином счастливых обстоятельств.

И ничто не тревожило сих славных господ, заботящихся лишь о том, чтобы пожить всласть. Золото, которое можно было бы израсходовать на содержание армии, шло на удовольствия, а все, что составляло славу империи, — на продажу, дабы добыть золото для этих удовольствий. Продавалось решительно все. Расчетливые сколачивали целые состояния, скупая по дешевке бесценные сокровища, захваченные Тимуром. Мудрые были дальновиднее — они всеми способами пытались прибрать к своим рукам все то, что дало Тимуру такое могущество. И только мудрейшие из мудрых вспомнили о том, о чем прочие в суете бесконечных празднеств и развлечений как-то позабыли, — о чудесном копье, некогда найденном Тимуром в горной расселине. Оно вело его от победы к победе, а теперь, оберегаемое пуще зеницы ока нукерами, хранилось в его усыпальнице, неприметное среди пестрых ковров, усыпанного драгоценными камнями оружия, золотых сосудов и тому подобного бесполезного хлама, долженствующего подчеркнуть величие усопшего. Трое, пришедшие в Мавераннахр с востока, намеревались завладеть именно этим сокровищем.

Первый из них, похожий с виду на воина, был им на самом деле. Не так давно он служил темником в войске Тимура, а теперь хотел основать свою собственную державу на обломках рассыпающейся империи. Его звали Сомду — имя, достойное воина.

Другой, с лицом мудреца, поклонялся не силе, но душевному совершенству. Он верил в учение человека, проповедовавшего меж горных хребтов на самом краю мира. Того человека звали Цзонкабой, сам же он не имел имени, ибо тот, кто еще не достиг вершины величия, недостоин чести обладать им. Спутники называли его монахом или Не имеющим имени. В отличие от Сомду Не имеющий имени желал завладеть копьем, чтобы спрятать его от мира. Мир должен поклоняться нравственной чистоте, а не грубой жестокой силе — так считал монах.