Марина Дяченко - Соль

— Безусловно. Идемте в машину, у нас есть аптечка…

— Благодарю. У меня тоже есть аптечка.

— Господин Фролов, не надо шутить. Время такое — не до шуток.

Управляющий казался очень довольным.

— Наживку, значит, поменять? Это она дело говорит, надо все время держать свеженькое на крючке. Договорились на завтра? На сегодня, в смысле?

— Нет. Она уплыла.

Виталик страшно ругал себя за глупость. «Частный пляж»! Надо же такое ляпнуть, и кому — русалке!

— Вернется, — управляющий с удовольствием отхлебнул кофе из большой чашки. — Вернется… Как она тебе?

— Да как… нормально.

— А ты познакомься поближе. Они славные… совсем как нормальные девчонки. Заводные такие… Познакомься.

— Страшновато.

— Вреда она тебе не причинит… Наоборот, иногда они спасали, если, скажем, матроса в шторм смоет с палубы — они вытаскивали. Так что не трусь, принц, лови свою удачу!

На вторую ночь девочка не показывалась. Виталик чувствовал, что она где-то рядом, и здорово нервничал. Он не до конца доверял управляющему: все время казалось, что русалке ничего не стоит выдернуть «рыбака» из лодки и утопить. «Частный пляж»… Поделом дураку!

— Они слабосильные, — сказал на другой день Артур, с которым Виталик, не удержавшись, поделился своим страхом. — На глубине — да, там с ними опасно, были случаи, когда аквалангистов топили. А из лодки она тебя не вытащит. Да и не надо ей этого — топить тебя. Ей самой интересно.

— Мне опять звонили, — сказала Велька.

— Опять?!

— Да. Знали точно, что тебя нет дома.

— Сволочи…

— Прости меня. Мне бы молчать. Но я просто очень их боюсь. Ничего не могу поделать.

Эрвин и Велька сидели перед телевизором. Звук она отключила еще десять минут назад. Они говорили об обыкновенных и очень мирных вещах, а потом Вельку прорвало. Эрвин видел, как она сдерживает слезы, улыбается, качает головой, будто поражаясь собственной слабости, и наконец вытирает глаза тыльной стороной ладони.

— Что они тебе…

— Как обычно. Что развешают мои кишки по всей комнате, а ты будешь за этим наблюдать…

— Они врут. Им нравится городить эту чушь. Мы поменяем номер телефона, мы…

Он замолчал на полуслове.

«Знаете, почему вы до сих пор живы? — спросил тот человек в машине на берегу. — Потому что вы отлично обучаемы. Сразу поняли, чем грозят вам „русалочьи публикации“, и закрыли рот даже быстрее, чем некоторые ваши друзья-газетчики. Ваша жена сама не знает, как ей повезло с вами».

«Она знает, — сказал тогда Эрвин. — Я не занимаюсь русалками и не разоблачаю работорговлю. Чего вы хотите теперь?»

«Эта рыбеха, которую вы только что выкинули, была у вас последняя».

«Почему? Я плачу за них».

«Больше вам не продадут. И не пытайтесь купить, если любите жену».

После этих слов им больше не о чем было говорить. Эрвин сел в свою машину, пропахшую чешуей, перетянул руку бинтом из аптечки и, не оглядываясь, выехал с пляжа.

И вот теперь он гладил Велькины волосы и проклинал себя. Если бы он был один… хотя и тогда, скорее всего, испугался бы. Он больше не пишет статьи в газеты и не проводит журналистское расследование; он ищет человека, который сочинил бы книгу. Одну-единственную книгу — циничную, брутальную, жесткую, может быть, грязную… Надежды на то, что это сделает сам Анс Андерсон, больше нет.

Сегодня вечером старик позвонил Эрвину на мобильный. «Я не могу, — сказал удивленно. — Я понял, чего вы хотите. Но не могу».

Третью и четвертую ночь русалка ходила кругами, только изредка выдавая себя негромким всплеском, быстрым водоворотом на поверхности. На пятую наконец-то вынырнула, и Виталик рассмотрел ее как следует.

— Слушай, я тут глупость сморозил, ты меня прости…

Он несколько дней готовил эту фразу и заговорил первым, не удосужившись даже поздороваться.

Она царственно наклонила голову, облепленную мокрыми волосами. Подплыла поближе. Капли воды на ее ресницах блестели, отражая огни на берегу.

— Ладно… А наживку ты все равно насаживаешь криво. Думаешь, рыбы идиоты?

— Как же ты видишь, — пробормотал Виталик. — Там же… темно.

— На дне темнее. А тут все видно. Зависит от глаз!

Она провела по глазам и снова засмеялась. И опять этот смех что-то включил в Виталикиной памяти, что-то хорошее, приятное.

— Ты видишь в темноте?

— Нет, в полумраке… А ты рыбак?

Она все еще посмеивалась. Виталик замешкался с ответом, и она ответила за него:

— Был бы рыбак, с такой ловлей давно бы с голоду умер… Ты кто?

— Принц, — сказал Виталик и покраснел в темноте. Артур рассказывал, не то в шутку, не то всерьез, что в разговоре с русалкой обязательно надо называть себя принцем. Это как пароль. Иначе они не понимают.

— Я так и думала, — по ее голосу нельзя было понять, насмехается она или приняла его признание за чистую монету. — А я преступница.

— Как?

— Меня убьют, если узнают, что я опять плавала к берегу, — теперь в ее голосе звучал мечтательный ужас. — Ты когда-нибудь нарушал запреты?

— Я?

Это был странный разговор, будто во сне. Русалка непривычно произносила слова, но дело было не только в ее произношении. Она так говорила, так смотрела и так смеялась, как ни одна из виденных Виталиком девушек.

— Запреты…

Ему очень хотелось рассказать ей что-нибудь эдакое. Чтобы и она удивилась, как удивлялся он; можно было приврать, но не хватало фантазии.

— Я не вышел на награждение. Третье место… тренер орал. А я плюнул и все бросил. В смысле, плавание.

— Бросил плавание?!

— В том смысле, что спорт, — Виталик закашлялся от растерянности. — В бассейне.

— Ты хорошо плаваешь? — теперь она точно зубоскалила. — Примерно как камень?

— Я бы тебе показал, — осторожно сказал Виталик.

— Так покажи. Или море мелкое?

Он крепче ухватился за борт — и вдруг понял ее, понял, что она говорила про запреты. Переступить грань, прыгнуть за борт, вниз головой, в нарушение правил. Она это умела. Ей уже приходилось это делать в ее шестнадцать или пятнадцать…

— Сколько тебе лет?

— Шестнадцать. Ну и что?

— У тебя родители есть?

— Есть, ну и что? Я совершеннолетняя по нашим законам.

— А… — Виталик запнулся. — Ты работаешь или учишься?

— А что, можно либо одно, либо другое?

— Нет, но… — он решительно не знал, что ей сказать. При том, что сказать хотелось очень много. — Э-э-э… У вас там телевизор есть?

Она засмеялась и нырнула, ударив по воде хвостом. Потом выпрыгнула вдруг целиком, как дельфин, и Виталик обалдел: длинное и стремительное тело пронеслось над водой и ушло вглубь без всплеска, жаль, что так мало света, только блики на перламутровой чешуе…