Стивен Кинг - Катаясь на пуле

- Что скажешь, Эл? - спросил Джордж Стауб. - Время уходит.

- Я не могу принять такое решение, - просипел я. Луна плыла над дорогой, большая и яркая. - Несправедливо требовать от меня такого.

- Я знаю и, поверь мне, все так говорят, - тут он понизил голос. - Но вот что я тебе скажу... если ты не примешь решения к тому моменту, когда покажутся первые дома, мне придется взять вас обоих, - он нахмурился, потом улыбнулся, словно в его словах кроме плохих новостей нашлось место и хорошим. - Вы сможете вместе сидеть на заднем сидении, вспоминать радостные события вашей жизни, все такое.

- И куда мы поедем?

Он не ответил. Может, не знал.

Деревья словно залило черными чернилами. Свет фар летел впереди, дорога исчезала под колесами. Мне только исполнился двадцать один год. Я не был девственником, но девушку трахнул лишь однажды, перед этим крепко выпил и потом не мог вспомнить, как это было. Мне хотелось побывать в тысяче мест: в Лос-Анджелесе, на Таити, может, в Личенбахе, штат Техас, мне столько хотелось сделать. Моей матери давно перевалило за сорок, она уже превратилась в старуху, черт побери. Миссис Маккарди такого бы не сказала, но миссис Маккарди сама была старухой. Моя мать все для меня делала, работала сверхурочно, заботилась обо мне, но разве я выбирал для нее такую жизнь? Просил, чтобы родила, а потом требовал, чтобы она жила ради меня? Ей - сорок восемь. Мне - двадцать один. Передо мной, как говориться, лежала вся жизнь. Но разве у тебя есть право так рассуждать. Есть право принимать такое решение? Есть так ставится вопрос, как вообще можно принимать решение?

Лес проносился мимо, луна напоминала яркий, мертвый глаз.

- Тебе бы поторопиться, - нарушил молчание Джордж Стауб. - Человеческое жилье уже близко.

Я открыл рот, попытался что-то сказать. С губ сорвался лишь хриплый вздох.

- Слушай, вот что у меня есть, - и он забросил руку назад, шаря по заднему сидению. Тенниска оттопырилась и я вновь получил возможность взглянуть (мог бы без этого обойтись) на черную линию со стежками на животе. Что находилось за этой полосой: внутренности или та же вата, пропитанная особым химическим составом? Рука вернулась с банкой пива, вероятно, одной из тех, которые он купил в магазине у границы штата в свою последнюю поездку.

- Я знаю, как это бывает. От стресса пересыхает во рту. Держи.

Он протянул мне банку. Я взял, вскрыл, глотнул пива. Холодного и горького. С тех пор я пива больше не пью. Не могу. Рекламные ролики на ти-ви и то смотрю с трудом.

Впереди, разрывая темноту, показался желтый огонек.

- Поторопись, Эл, тебе надо поторопиться. Это первый дом, на вершине холма. Если тебе есть, что сказать мне, выкладывай.

Свет исчез, появился снова, разделившись на несколько светящихся пятен-окон. За ними обычные д/ди занимались обычными делами: смотрели телевизор, кормили кошку, может, гоняли шкурку в ванной.

Я подумал о нас, стоящих в очереди к аттракциону "Пуля" в Трилл-Виллиндж, Джин и Алане Паркерах, крупной женщине с темными полукружьями пота под мышками летнего платья и ее маленьком сыне. Она не хотела стоять в очереди, Стауб не погрешил против истины, но я канючил, канючил, канючил. Она отшлепала меня, но и отстояла со мной всю очередь. Она отстояла со мной во множестве очередей, я мог вновь и вновь перечислять их, все аргументы за и против, да только времени не было.

- Возьми ее, - вырвалось у меня, когда окна первого дома надвинулись на "мустанг". Не узнал собственный голос, громкий и хриплый. - Возьми ее, возьми мою мать, не бери меня.

Я бросил банку с пивом на пол и закрыл лицо руками. Тогда он прикоснулся ко мне, прикоснулся к моей рубашке, начал перебирать пальцами материю, и тут в голове свернула ясная и четкая мысль: это была проверка. Я ее не прошел и теперь он собирается вырвать сердце у меня из груди, как джинн в одной из этих жестоких арабских сказок. Я закричал. Его пальцы отпустили мою рубашку, словно он передумал, потянулся рукой к дверце. На мгновение нос и легкие заполнил запах смерти, и я даже подумал, что уже умер. Но тут же щелкнул ручка дверцы и свежий воздух ворвался в кабину, перебив этот ненавистный запах.

- Приятных сновидений, Эл, - прошептал он мне в ухо и с силой толкнул в плечо. Я вывалился в ветреную октябрьскую темноту, с закрытыми глазами, поднятыми руками, ожидая дробящего кости удара об асфальт. Должно быть, кричал. Точно не помню.

Но удара не последовало и, наверное, прошла вечность, прежде чем я понял, что уже лежу на земле, чувствую ее спиной. Я открыл глаза, но сразу же зажмурился. Чтобы не ослепнуть от яркого света луны. Свет этот болью пробил голову, только боль обосновалась не за глазами, как бывает, если посмотришь на что-то яркое, а в затылке, чуть повыше шеи. Я почувствовал, что ноги и зад мокрые и холодные. Меня это не волновало. Я лежал на земле, а остальное не имело ни малейшего значения.

Я приподнялся на локтях, вновь открыл глаза, на этот раз медленно, осторожно. Думаю, уже знал, где нахожусь, и одного взгляда хватило, чтобы подтвердить догадку: я лежал на спине на маленьком кладбище, расположенном на вершине холма у Ридж-роуд. Луна висела у меня над головой, слепяще-яркая, но уже гораздо меньше той, что я увидел, когда первый раз открыл глаза. Туман стал гуще, накрыл кладбище, как одеяло. Надгробия торчали из него каменными островами, Я потянулся к ногам и это движение отозвалось болью в затылке. Прикоснулся к нему рукой, нащупал шишку. И липкую влагу. Посмотрел на руку. В лунном свете кровь, запятнавшая ладонь, казалась черной. Со второй попытки мне удалось подняться. Пошатываясь, я постоял среди могил, по колено в тумане. Повернувшись, увидел низкую каменную стену, прорезавший ее желоб для слива соды, Ридж-роуд. В тумане не мог разглядеть рюкзак, но знал, где его найти. Для этого следовало перелезть через стену и наклониться над желобом.

Вот и вся моя история, аккуратно упакованная и перевязанная лентой с бантиком: я решил отдохнуть на вершине холма, пошел на кладбище прогуляться, отходя от могилы Джорджа Стауба, зацепил одной большой бестолковой ногой за другую. Упал, ударился головой о надгробие. Сколько пролежал без сознания? Точно сказать не могу, но, судя по перемещению луны по небосводу, никак не меньше часа. Достаточно долго для того, чтобы увидеть сон о поездке с мертвецом. Каким мертвецом? Конечно же, с Джорджем Стаубом, имя и фамилию которого я прочитал на могильном камне пред тем, как отключиться. Классический конец, не так ли? Господи-какой-же-ужасный-мне-приснился-сон. А потом приехал в Льюистон, чтобы узнать, что мать умерла. Тем более, что такое предчувствие у меня было. Эту историю можно было бы рассказывать много лет, на конце вечеринке, гости бы задумчиво кивали, их лица становились бы очень серьезными, а какой-нибудь ученый зануда и кожаными накладками на рукавах твидового пиджака глубокомысленно бы заметил, что на небе и на земле случается много такого, чего наша философия и представить себе не может, не говоря уж о том...