Кристофер Прист - Опрокинутый мир

— Всегда с вами, городскими детками, одно и то же, — заметил Мальчускин беззлобно. — Являетесь сюда и набрасываетесь на работу, чтобы выслужиться передо мной. А на следующий день ни рукой, ни ногой шевельнуть не можете. Ты хоть какие-нибудь физические упражнения в Городе делал?

— Делал… В гимнастическом зале.

— Ну, ладно. Спускайся вниз и позавтракай. А после завтрака топай-ка лучше в Город. Прими горячую ванну и постарайся найти кого-нибудь, кто сделал бы тебе массаж. Потом возвращайся ко мне.

Преисполненный благодарности, я кивнул и кое-как сполз с койки на пол. Это оказалось ничуть не легче и не менее болезненно, чем любое другое движение. Как выяснилось, руки, шея и плечи у меня одеревенели точно так же, как и остальные части тела.

Полчаса спустя — Мальчускин как раз принялся орать на рабочих, чтоб пошевеливались, — я вышел из хижины и, прихрамывая, поплелся в сторону Города.

В сущности, с той самой минуты, как меня вывели из Города, я впервые оказался предоставленным самому себе. И, как водится, оставшись один, сразу замечаешь вокруг куда больше, чем в компании. Хижина Мальчускина отстояла от Города ярдов на пятьсот, и расстояние было подходящим, чтобы составить представление о его облике и размерах. Тем не менее за весь предыдущий день я лишь иногда успевал бросить в сторону Города мимолетный взгляд. Он оставался для меня бесформенной серой громадой, господствующей над окружающей местностью, — и только.

Теперь, ковыляя в одиночестве к этой громаде, я мог наконец-то разглядеть ее более подробно.

Из опыта, накопленного мной в стенах Города, я при всем желании не смог бы заключить, на что он похож снаружи, — да и, по правде сказать, не слишком-то и задумывался об этом. Само собой подразумевалось, что Город огромен, однако в действительности его размеры оказались, пожалуй, скромнее моих ожиданий. На северной стороне Города поднимались внушительные башни, которые достигали приблизительно двухсот футов в высоту, остальная же часть его представляла собой хаотичное нагромождение прямоугольников и кубов, то резко вздымающихся вверх, то совсем невысоких. Все эти прямоугольники и кубы, тускло-коричневые и серые, были сработаны, насколько я мог судить, из разных сортов древесины. Бетон, как и металл, здесь почти не применялся — и все наружные стены были некрашеными. В общем, снаружи облик Города резко отличался от того, к чему я привык внутри: там, по крайней мере в тех помещениях, какие мне доводилось видеть, все сверкало яркими красками и чистотой. О ширине Города я судить не мог — хижина Мальчускина располагалась точно к западу от него, и я шел по прямой, — а в длину он протянулся, по моей оценке, примерно на полторы тысячи футов. Издали Город был на редкость безобразен и выглядел удивительно старым. Вокруг суетилось множество людей, особенно с северной стороны.

Когда я приблизился к Городу вплотную, меня вдруг обожгла мысль: а как я, собственно, туда попаду? Да, разведчик Дентон вчера утром провел меня вокруг Города, но я был настолько захвачен впечатлениями, что пропустил почти все его пояснения мимо ушей. Все выглядело тогда таким непривычным…

Единственное, что я четко помнил, — дверь на площадке, где мы наблюдали восход. Я решил найти ее; впрочем, и это оказалось отнюдь не легким делом.

Я обогнул Город с юга, переступая через пути, на которых трудился накануне, и двинулся вдоль западной стены: где-то здесь, как мне помнилось, была цепочка металлических лесенок, по которым мы с Дентоном спустились на землю. После долгих поисков я обнаружил нижнюю лесенку и принялся карабкаться вверх. Несколько раз я сбивался с дороги, мучительно ползал по подвесным мосткам и взбирался по узким ступенькам, пока не достиг цели. Только для того, чтобы убедиться, что дверь по-прежнему заперта.

Теперь, хочешь не хочешь, приходилось обращаться за помощью. Я сполз по ступенькам вниз и отправился на юг, туда, где Мальчускин со своей бригадой опять, как накануне, разбирали старые пути.

Удрученно, хотя и терпеливо, выслушав меня, Мальчускин передал бразды правления Рафаэлю и показал мне, что делать. Он повел меня по узкой дорожке меж двух внутренних путей прямо под нависшую над нами городскую стену. Под Городом было прохладно и темно.

Мы остановились у стального трапа.

— Наверху находится лифт, — сказал путеец. — Знаешь, что это такое?

— Знаю.

— Ключ гильдиера у тебя есть?

Я порылся в кармане и вытащил кусочек металла неправильной формы, который дал мне Клаузевиц. Ключ отпирал двери, связывающие ясли с внешним миром.

— Вот этот?

— Этот. На дверях лифта тот же замок. Поднимись на четвертый уровень, разыщи администратора и попроси разрешения принять ванну.

Чувствуя себя последним идиотом, я поступил, как мне велел Мальчускин. А тот громко хохотал, вышагивая обратно к дневному свету. Лифт я отыскал без труда, повернул ключ в замке, однако двери и не подумали открываться. Я ждал, не ведая, что предпринять. Внезапно двери открылись сами собой, и из лифта вышли два гильдиера. Не обратив на меня никакого внимания, они спустились по трапу на землю.

Тут двери снова пришли в движение — теперь они начали закрываться, и я бросился в кабину. Прежде чем мне удалось хотя бы сообразить, как управлять лифтом, он пошел вверх. На стенке возле дверей кабины располагался ряд кнопок с прорезями под ключ, на кнопках были выбиты цифры от одного до семи. Я воткнул свой ключ в кнопку под номером четыре, уповая, что не ошибся и что мне нужна именно она. Кабина шла вверх, казалось, целую вечность, затем резко остановилась. Двери раскрылись, я сделал шаг вперед и очутился на площадке, а мимо меня в кабину вошли сразу три гильдиера.

В этот момент мне на глаза попалась надпись на стене напротив лифта: «УРОВЕНЬ 7». Я забрался слишком высоко. И в ту самую секунду, когда двери готовы были захлопнуться, успел юркнуть обратно в кабину.

— Тебе куда надо, ученик? — спросил один из гильдиеров.

— На четвертый.

— Ладно, не суетись.

Он коснулся кнопки номер четыре своим собственным ключом, и на сей раз кабина остановилась на нужном уровне. Я пробормотал слова благодарности и наконец-то покинул кабину.

Несколько последних минут я так сосредоточенно боролся с лифтом, что подзабыл о своих телесных страданиях, но сейчас усталость и боль навалились на меня с новой силой. В этой части Города все казались занятыми важными делами: люди сновали по коридорам, я ловил обрывки разговоров, отворялись и захлопывались двери. И все это так отличалось от жизни за городскими стенами — покойный ландшафт навевал там какое-то небрежение временем; да, люди двигались, трудились и там, и все-таки обстановка была куда более праздной. Работа Мальчускина и его бригады преследовала очевидную конкретную цель, — но здесь, в самом сердце верхних уровней Города, доселе запретных для меня, все представлялось по-прежнему таинственным и непонятным.