Артем Колчанов - Возвращение «Иглы» (фрагмент)

Младший ненамного от меня отстал. Немного повозился на верхней полке, устраиваясь поудобнее, пожелал мне "спокойной ночи" и затих. Я тоже не стал себя удерживать и быстро соскользнул в сон, за грань нашей реальности, в добрые и приятные сновидения.

Хорошие сны я вообще не запоминаю. От хороших снов не просыпаются, а если не просыпаются, то и не запоминают. Но вот последний сон этой ночи хорошим я бы не назвал.

Мне снилась "Игла". Я видел её очень ясно, во всех мелочах и подробностях, на которые во сне обычно не обращаешь внимания, которые во сне обычно не существуют, а только подразумеваются.

И я не ощущаю себя человеком. Я скорее бесплотный призрак-наблюдатель, вольный летать где угодно, проходить сквозь стены, всё видеть и слышать.

Поначалу это кажется мне интересным. Я пролетаю по всем отсекам звездолёта, даже тем, в которые меня никогда не пускали, и ничуть не удивляюсь тому, что вижу их так же подробно, безо всяких свойственных сну фокусов.

Задерживаюсь в ангаре, том самом, где расположены контейнеры с кандидатами на обучение. И тут всё без сюрпризов. Все - знакомые по залу люди, нет никого лишнего, как могло бы оказаться во сне.

Где-то тут должны быть мама и папа. Мама хоть и не претендует на место пилота, но в экипаж хочет быть зачислена, и поэтому вызвалась пройти испытание и обучение.

Нахожу её. Они с папой расположились в соседних контейнерах. И наверняка они в одной группе. Но я совершенно не могу вспомнить, так ли это. Когда они отправлялись из зала, я даже не заметил, отвлёкся на что-то другое, наверно разговаривал с ребятами.

Сейчас то, что не видел, не вспомнишь. Я просачиваюсь сквозь крышку контейнера и смотрю на мамино лицо. И тут меня словно бы куда-то затягивает, выворачивая наизнанку тугим комком боли.

Я оказываюсь в странном мире. В небе маленькое и далёкое тускло-красное солнце в красивом фиолетовом небе, абсолютно безоблачном. Подо мной странный густой лес, тоже фиолетовый и кажущийся безжизненным, потому что нет ни ветра, ни птиц. Немного поодаль лес прорезает река. Не сказать, что особо широкая, но и не узкая.

По течению плывёт небольшой кособокий плот, связанный явно на скорую руку из отличающихся по толщине брёвен. На плоту, почти во всю его ширину расположилась точно такая же, как и у нас, палатка. Впереди плота горит на камнях крошечный костёрчик. А возле этого костёрчика, подтянув под себя ноги, сидит человек.

Спустя секунду я оказываюсь рядом. Это мама. Непривычно видеть её столь молодой. Но, сказать честно, она и сейчас выглядит не настолько уж старше, если не намажется.

Мама меня естественно не замечает. И я могу не торопясь рассмотреть её. И мне её облик нравится. Даже загар, веснушки и серьёзная худоба.

В руках у неё грубое самодельное весло. Но плот и без того плывёт как надо, веслу делать нечего. Она смотрит вперёд с задумчивым и немного отрешённым выражением лица, но при этом ничуть не печальным.

Интересно, кто с ней в группе? Заглядываю в палатку, рассчитывая увидеть там папу. Но тут я ошибаюсь, это целиком женская группа. Поспешно ретируюсь, потому что подглядывать не хочу. Причём ретируюсь настолько сильно, что меня выбрасывает не только из палатки, но и из этого мира, даже из контейнера, в котором лежит мама, тоже выбрасывает.

Ненадолго я задумываюсь. Что это? Обыкновенный ничего не значащий сон? Очень на то не похоже. Может быть это Рэй меня развлекает. Вполне может быть, но зачем ему это? Может быть это часть испытания? Очень даже вероятно. Но что мне тогда делать? Вспоминаю напутствие: "Оставайтесь самими собой, теми, кто вы есть на самом деле".

Ничего не остаётся, как следовать этому совету. Но если быть самим собой, то что мне больше всего хочется? Ну, во-первых, узнать для чего всё это, а во-вторых, узнать, как дела у папы. Но начать лучше со второго, потому что ответом на первый может быть конец этого "сна".

Проникаю в папин контейнер. Ну и лицо у него, словно бы замершее в изумлении. Я мысленно улыбаюсь, и в следующий момент меня снова "затягивает".

Снова незнакомый мир. Маленькое солнце в белесовато-голубом небе, но не тускло-красное, а ослепительно белое, даже без намёка на желтизну, жгучее, горячее и наверняка опасное.

Подо мной буквально кишащие жизнью джунгли. Шевелящиеся в борьбе за жизнь, ежесекундно умирающие и возрождающиеся новой жизнью.

Верхний ярус образуют невиданные гигантские деревья с перекрученными жилистыми стволами и зонтиком кроны, вознесённой над основной массой леса.

Дальше второй ярус, потом третий, четвёртый. У земли царит зелёный полумрак, влажный, душный, насыщенный ароматами гнили и разложения.

Жизнь здесь кипит во всех своих проявлениях. Под землёй, на земле, на деревьях и воздухе. Одних только насекомых самые настоящие тучи.

Где уж тут мне найти людей, крошечную группку, брошенную сюда волей Рэя.

Но только я успеваю об этом подумать, как вижу людей. Несмотря на жару и духоту, они в глухих комбинезонах. Это становится понятным, когда я рассмотрел их лица, буквально распухшие от многочисленных укусов насекомых.

Один человек идёт впереди, прорубая дорогу длинным тяжёлым ножом. Следом за ним двое других несут на самодельных носилках четвёртого.

Я не сразу узнал их всех, а только хорошо поднапрягшись. Дорогу прорубал Ойс, парень с Онни. Его я узнал больше по росту, он и к пятнадцати годам не станет высоким, и по настойчивому выражению редкостно светлых глаз.

Папа был одним из двоих несущих носилки. Он выглядел очень уставшим и измождённым, но полным решимости не сдаваться. Такого упрямства, что в нём сейчас явно читалось, раньше я никогда за ним не замечал.

Сзади носилки тащил Рол, который став пятнадцатилетним, ни в чём не уступал папе. Ни в габаритах, ни в упрямстве. К тому же он слегка прихрамывал.

В носилках же, к моему немалому удивлению, оказался дедушка Рив. Он был в сознании, но выглядел не просто нездорово, а крайне нездорово. Но это не мешало ему весьма изощрённо и чрезвычайно изобретательно ругаться.

Он столь непревзойдённо и обстоятельно обложил ругательствами Рэя, что я одновременно и смутился, и засмеялся, такое нужно обязательно запомнить. Но дед на этом не остановился. Он настолько же обстоятельно и ещё более эмоционально высказался о своих "бестолковых" внуках, не желающих оставить его здесь, на месте, и дать спокойно подохнуть. Я тоже постарался это запомнить, грех не запомнить такое "произведение народного творчества".

Как ни странно, это "выступление" деда развеселило и папу, и Рола.

– Дед, где ты выучился так ругаться. От этого вся живность на километр разбегается, а мошкара просто дохнет, - сказал папа.