Филип Фармер - Т. 13. ЭКЗОРЦИЗМ. Ловец душ. Плоть

— Я Рес Витроу. Это мой сын Боб и моя дочь Робин.

— У вас красивый корабль, — сказал Черчилль, зная, как лучше всего вызвать владельца на разговор.

Рес Витроу тут же пустился в славословия достоинствам своего судна, время от времени перебиваемый восторженными комментариями детей. Когда в разговоре наступила пауза, Робин, затаив дыхание, сказала:

— Вы так много видели, столько чудес, если правда, что вы летали к звездам. Я бы так хотела вас послушать!

— Да, — подтвердил Витроу. — Я также горю желанием услышать ваш рассказ. Не согласились бы вы стать сегодня вечером моими гостями? Если, конечно, вы не заняты сегодня.

— Это честь для нас, — ответил Черчилль. — Но боюсь, мы не так одеты, чтобы сесть за ваш стол.

— О, не беспокойтесь! — от всего сердца сказал Витроу. — Я позабочусь, чтобы вас одели, как пристало братьям Солнце-героя!

— Может быть, вы знаете, что случилось со Стэггом?

— Как, вам не рассказали? Ах да, конечно, нет. Мы поговорим сегодня вечером. Очевидно, что вам неизвестно многое, ибо вы покинули Землю так фантастически давно. Неужто это правда? Восемьсот лет! Да хранит нас Колумбия!

Робин сняла куртку и осталась обнаженной до пояса. У нее был великолепный бюст, но она обращала на это не больше внимания, чем на все прочие свои стати. То есть она знала, что на нее стоит посмотреть, но никак не позволяла этому знанию влиять на грациозную и лишенную кокетства непринужденность своих движений.

На Сарванта это явно произвело впечатление, хотя он не позволял себе остановить на ней взгляд больше чем на краткое мгновение. «Странно, — подумал Черчилль. — Сарвант, как ни осуждал одежду дисийских девственниц, оставался равнодушным, видя, как они ходят по улицам, выставив груди. Может быть, он глядел на них безлично, как на диких туземок чужой страны, но знакомая девушка — это дело другое?»

Они поднялись по ступеням на набережную, где ждал экипаж. Он был запряжен парой красно-рыжих оленей, и, кроме кучера, при нем были еще двое вооруженных людей на запятках.

Витроу с сыном сели и пригласили Сарванта занять место рядом с ними. Робин без колебаний села рядом с Черчиллем почти вплотную. Одна ее грудь уперлась ему в плечо. Он почувствовал, как от плеча к лицу поднимается горячая волна, и про себя выругался, что не может скрыть волнение.

Они промчались по улицам, причем кучер принимал как должное, что пешеходы должны сами убираться с дороги, а не успеют — тем хуже для них. За пятнадцать минут они миновали район правительственных зданий и въехали туда, где располагались резиденции богатых и влиятельных. Завернув на длинную усыпанную гравием аллею, они остановились перед большим белым домом.

Черчилль спрыгнул и протянул руку, чтобы помочь сойти Робин. Она, улыбнувшись, сказала «спасибо», но Черчилль в этот момент рассматривал стоящий во дворе тотемный шест. На нем были изображены стилизованные головы животных, среди которых чаще всего попадалась кошка.

Витроу перехватил его взгляд и сказал:

— Я — Лев, а мои жена и дочери принадлежат к сестричеству Дикой Кошки.

— Я просто смотрел, — ответил Черчилль. — Мне известно, что в вашем обществе тотем играет важную роль, хотя сама идея для меня несколько странна.

— Я заметил, что у вас на одежде нет знаков никакого братства, — сказал Витроу. — Думаю, что мне, быть может, удастся помочь вам вступить в мое. Лучше быть членом братства. На самом деле я даже не знаю никого, кроме вас двоих, кто бы не имел своего братства.

Их прервали пятеро детей, вылетевшие из дверей и бросившиеся на шею к отцу. Витроу представил голых мальчиков и девочек, а когда они подошли к портику, он представил свою жену — Анджелу — толстую женщину средних лет, которая, вероятно, была когда-то красавицей.

Они вошли в небольшую переднюю, а оттуда — в комнату, тянувшуюся вдоль всего дома. Это была гостиная, комната отдыха и столовая одновременно.

Витроу поручил Бобу проводить гостей умыться. Они прошли внутрь дома, где приняли душ и надели одежду, которая, как настоятельно повторил несколько раз Боб, теперь принадлежала им.

Потом все вернулись в большую комнату, и Робин поднесла гостям два бокала вина. Черчилль предупредил отказ Сар-ванта:

— Я знаю, что это против твоих принципов, — прошипел он, — но отказ может их оскорбить. Пригуби по крайней мере.

— Если я уступлю в малом, я потом могу уступить и в главном, — ответил Сарвант.

— Ладно, будь упрямым ослом, — прошипел Черчилль. — Но ты ведь не напьешься пьян с одного бокала.

— Я коснусь бокала губами, — сказал Сарвант. — На большее я не пойду.

Черчилль разозлился, но не настолько, чтобы не оценить исключительный букет вина. Когда он допил свой бокал, их позвали к столу. Здесь Витроу показал им места справа от себя — для почетных гостей. Черчилля он усадил рядом с собой.

Робин сидела напротив, и ему это было приятно: глядеть на нее было одно удовольствие.

Анджела сидела на другом конце стола. Витроу произнес молитвы, разрезал мясо и раздал его гостям и своей семье. Анджела говорила много, но своего мужа не перебивала. Дети, хотя хихикали и шептались между собой, следили за тем, чтобы не вызвать у отца неудовольствия. И даже двадцать с лишним домашних кошек, шнырявших вокруг, вели себя как следует.

Судя по угощению, в стране отсутствовала карточная система. Помимо обычных фруктов и овощей, здесь были оленина и козлятина, цыплята и индейка, ветчина, жареные кузнечики и термиты. Слуги все время подливали в бокалы вино или пиво.

— Мне хотелось бы послушать о вашем путешествии среди звезд, — гудел Витроу. — Но это потом. За едой у нас принято просто болтать. Я вам расскажу про нас, чтобы вы нас знали и держались свободно.

Витроу засовывал в рот большие куски еды и во время разговора жевал. По его словам, он родился на маленькой ферме в Южной Виргинии, недалеко от Норфолка. Отец его был почтенным человеком, поскольку разводил свиней, а каждый, кроме, быть может, звездолетчиков, знает, что свиновод в Дисии — личность весьма почитаемая.

Но Витроу со свиньями не поладил. У него была склонность к кораблям, и, окончив школу, он бросил ферму и направился в Норфолк. Школьное образование соответствовало восьми классам во времена Черчилля. Витроу подразумевал, что образование не было обязательным и что его отцу оно обошлось в солидную сумму. Большинство населения было неграмотным.

Витроу уплыл на рыбацком судне учеником матроса. За несколько лет он накопил достаточно денег для поступления в школу навигации в Норфолке. По рассказанным им историям Черчилль понял, что компас и секстант все еще в ходу.