Кир Булычёв - «Если», 2002 № 12

А затем пришла оперетта. Штраус, Оффенбах, Кальман, Целлер…

И — опера. Классическая. И сегодня люблю слушать ее — дома, конечно, в записях. А симфоническую классику я долго не принимал. Наверное, внутри меня не хватало необходимого для этого духовного пространства. Я почувствовал ее не сразу. Но уж когда стал воспринимать…

Можно сказать так: для меня та музыка, что проще — прекрасный гарнир к жизни. Симфоническая — вершины ее — это сама жизнь, рассказанная на наднациональном, всеобщем языке.

Самое смешное, что я и сейчас пою. Чаще — когда никто не слышит, и я сам не сразу ловлю себя на том, что запел. Реже — для близких. Песни, конечно: начиная с тех, что еще родители пели — тридцатых, сороковых, пятидесятых годов. И русские — грустные и веселые — по настроению. Неаполитанские. Испанские. Французские шансоны из репертуара Ива Монтана. Всякие. Сейчас вот почему-то все время поются «Не шей ты мне, матушка…» и «Букет цветов из Ниццы».

Симфонию, понятно, не споешь. Однако часто — на ночь глядя — какие-то из них начинают звучать во мне, и не могу уснуть.

2. А вот в том, что я пишу, музыка называется по имени не всегда. Редко. Я думаю — по той же причине: мои персонажи, мне кажется, всегда поют для себя самих и слушают музыку везде, где она звучит — так же естественно, как дышат. И не возникает желания оговаривать это особо. Ведь подчеркивать хочется то, что необычно. А быть в музыке, по-моему, естественное состояние человека. Хотя, возможно, все-таки нужно говорить в тексте и о музыке — как мы говорим, например, о любви. Учту.

Андрей CAЛOMATOB:

1. Очень люблю классическую музыку, особенно мрачного Баха, чувственного Бетховена и прозрачного Чайковского. Другая моя большая любовь — импровизационный джаз, поскольку здесь имеет шанс на самовыражение каждый исполнитель, каждый инструмент. В числе любимых джазменов — Луи Армстронг, Чарлз Паркер, Сент-Сир, Элла Фицджеральд. Поскольку в музыке я человек всеядный, то с не меньшим трепетом отношусь к созерцательной рок-психоделии (особенно в исполнении «Pink Floyd»), бесшабашному классическому рок-н-роллу и надрывным блюзам.

2. Для меня это непростой вопрос. Порой какие-то мысли, особое настроение навевает психоделическая музыка. Но не уверен, что какое-то конкретное произведение вдохновило меня на создание литературного текста. Я знаю некоторых писателей, которые даже работают под музыку. Я же предпочитаю писать в абсолютной тишине. Хотя, конечно, какая-то невидимая связь с любимой музыкой не обрывается, это ощущаешь интуитивно, но вот объяснить, как это действует, влияет на тебя…

Юлий БУРКИН:

1. «The Beatles» и сольное творчество всех «битлов». В не меньшей степени люблю музыку Эрика Клэптона, Джо Кокера и группы «Radiohead».

2. Музыка изначально оказала существенное влияние на мое литературное творчество. Заядлым меломаном я стал уже в детстве, потом учился в музыкальном училище и мечтал стать музыкантом, сочинял песенки. Шли годы, мое музыкальное творчество не имело выхода, а вот литературные опыты, возникавшие параллельно с музыкой, стали востребованы. В конечном итоге я переквалифицировался в писателя. Однако интуитивные законы и приемы сочинения музыки впитались в меня настолько глубоко, что и в работе над рассказом, повестью или романом на подсознательном уровне руководствуюсь все теми же законами и приемами, дополняя их усвоенными на филологическом факультете.

Вообще же, прослушивание музыки для меня — дело, и я терпеть не могу, когда музыка звучит в качестве «фона». Но когда работаю, музыка всегда со мной, как часть моего сознания. Такие мои тексты, как «Автобиография», «Бабочка и василиск» и «Цветы на нашем пепле» — процентов на семьдесят произведения музыкальные, а не литературные. А вот в романе «Осколки неба, или Подлинная история «Битлз» музыки и литературы поровну, поэтому он остается моим самым любимым детищем. Кстати, музыке и музыкантам посвящен и мой новый цикл рассказов, над которым я сейчас работаю.

Рецензии

Мария ГАЛИНА

ПРОЩАЙ, МОЙ АНГЕЛ

Москва: ACT, 2002. — 300 с.

(Серия «Звездный лабиринт. Библиотека фантастики «Сталкера»).

7000 экз.

До недавнего времени Мария Галина была в большей степени известна как критик. Немногие знали, что три романа Максима Голицына, изданные «ЭКСМО» в серии «Абсолютное оружие», принадлежат ее перу. В последние 2–3 года вышло несколько фантастических повестей под ее собственным именем, в том числе «Покрывало для Аваддона». Настоящий сборник составлен из повестей «Прощай, мой ангел» и «Экспедиция», уже печатавшихся в периодике и вызвавших немало споров при их обсуждении на литературных семинарах.

Первая из них строится на фантастическом допущении, связанном с путями эволюции разума на Земле. Когда-то преобладающее положение на планете получили ангелоподобные существа. Люди стали своего рода «низшей кастой». На первый взгляд, может показаться, что две ветви носителей разума сумели в конечном итоге неплохо ужиться, но масштабный революционный взрыв уничтожает это впечатление.

Во второй повести представлен умирающий мир. Причина общего катастрофического положения дел не обозначена. Социум находится в состоянии саморазрушающейся дряхлости. Что ни возьми — все плохо, сплошная безнадежность. Мария Галина обозначила кризис, чуть ли не полный тупик человечества на исходе индустриальной эпохи. В далеком будущем, возможно, реализуется проект спасения мира, но такой, в ходе которого человечество изменится до неузнаваемости. Маленькая экспедиция собрала в старом мире всех тех, кого можно спасти, кто пригоден для грядущего. Она совершается как будто в посткатастрофическом пространстве, но на самом деле имеется в виду, конечно же, не пространство, а время — тяжкий и кровавый переходный период от старого мира к новому.

В обоих случаях автор выступает с позиций интеллигента и гуманиста. И в обоих случаях эта позиция не дает Галиной ответов на традиционный вопрос: «Что делать?». Страшная, коверкающая сила социального столкновения ужасает автора, холодное, хотя и очень разумное устройство нового человечества тоже отталкивает… Очень важный момент: и в первой повести, и во второй, герои Марии Галиной не способны изменить окружающий мир. Все, что им осталось, — выбрать определенную этическую позицию и следовать ей до конца. А это значит — слушаться сердца.