Леонид Смирнов - Зона поражения

— Ну так рассасывай! — воскликнул Дом.

— Уже приступил, — ворчливо ответил кибердиагност. — Только не ждите, что через час он вскочит на ноги и спляшет качучу.

— Вас понял, сэр, — отчеканил Непейвода. Он продолжал нянчить на груди свой горшок, ласково его поглаживая.

Сообщение для Совета Домов Симбионтов ФФФукуараби было зашифровано личным кодом Непейводы. В сообщении говорилось о гибели карантинных войск Лиги Миров. Эту информацию нужно было тотчас разослать по всей Галактике.

Итак, шифрограмма была составлена и до предела сжата с помощью корабельного мозга. Все готово к передаче — к мгновенному выстрелу сверхплотным информационным пакетом. Теперь необходимо предельно точно нацелить передающую антенну. Для этого «Оболтус» поднялся на перископную глубину, сориентировался по звездам и, выставив над поверхностью океана кончик тахионной антенны, пальнул в зенит.

И сразу начал погружаться. Наполнив цистерны забортной водой, он клюнул носом и под углом сорок пять градусов стал проваливаться в глубину. А наверху, у поверхности воды уже рвались пущенные с орбиты ракеты типа «космос-земля».

Термопсисы засекли передачу по всплеску тахионного поля, но заглушить ее при столь сильном сжатии невозможно. На расстрел точки передачи они истратили боезапас двух ближайших фрегатов. По счастью, у них на боргу не было умных торпед, которые могли бы преследовать «Оболтуса» в толще воды. А все глубинные бомбы они уже израсходовали.

Ударные волны от десятков мощных взрывов трепали кораблик, но нынешняя свистопляска не шла ни в какое сравнение с прежней. Еще рвались на поверхности залива ракеты, а Непейвода уже праздновал победу. Главное сделано, все самое трудное позади и теперь осталось дождаться, когда эскадра термопсисов бросится в бегство, и можно будет стартовать с Тиугальбы.

Ответ с ФФФукуараби должен был прийти через считанные минуты — но его не было. Двунадесятый Дом и Кребдюшин торчали в командной рубке в ожидании передачи. Только гриб, как обычно, спал наяву, притулившись в уголке хозяйской каюты. Муравейник ни на минуту не расставался со своей драгоценностью. А полукровка был непривычно молчалив и временами бросал на него странные взгляды.

Спустя два с половиной часа с планеты муравейников пришел столь же хорошо упакованный и потому не подлежащий перехвату пакет из дюжины слов:

— Поняли тебя, — перевел для Кребдюшина Непейвода. — Все сделаем. Сам ничего не предпринимай. Затаись и жди подмоги.

— И долго нам предстоит ждать? — осведомился полукровка.

На его распухшей физиономии красовались два сизо-фиолетовых синяка плюс бордовая брюквина расквашенного носа. После рекордного полета в трюм он пострадал еще и при бомбежке: как следует приложился о край люка — хорошо хоть, череп себе не раскроил.

— Думаю, да, — честно признался Дом. — Сначала должна последовать реакция Лиги. Термопсисов перебьют или прогонят. Тогда сюда приплетется наш тихоходный корвет и подберет нас за пару прыжков от Тиугальбы.

— Я не могу сидеть здесь месяцами! — набрав в грудь воздуха, завопил Кребдюшин. — У меня сорвется выгодное дело! И не одно!

Он напоминал пьянчужку, готового броситься в драку из-за пары пустых бутылок.

— Потерпишь! — со злостью прошипел Непейвода. — Никто тебя силком сюда не тащил…

«Оболтус» слышал каждое слово. Он понимал, что нервы у всех на пределе, и достаточно искры, чтобы рванул сухой порох. А потому он воскликнул:

— Брэк! Брэк, я сказал!

Крикуны замолкли, уставились на репродуктор, как ощетинившиеся мартовские коты на приблудного пса.

— Если будете препираться, я промою рубку забортной водой, — пригрозил корабль.

— Черт вас всех дери! — рявкнул Кребдюшин и отправился в свою каюту.

Время шло, а в мире ничего не менялось. Двунадесятый Дом часами просиживал в командной рубке, впустую слушал эфир. Ни на одной из тахионных частот ФФФукуараби не звучало ни слова о Тиугальбе и нападении термопсисов на войска Карантина. Совет Домов Симбионтов онемел. Непейвода нервничал все больше.

Подвыпивший Кребдюшин, пошатываясь, притопал в рубку и сказал:

— Похоже, муравейники нас кинули. Фраза повисла в гулкой, пугающей тишине.

— Что, если термопсисы смогли внести помехи и исказили смысл моей депеши? — вопрошал муравейник, словно уговаривая сам себя. — Надо повторить передачу. Чтоб быть абсолютно уверенными…

— Я против, — буркнул полукровка.

Он успел залечить лицо. Стоял перед экраном, как перед зеркалом, и вращал головой вправо-влево, пытаясь разглядеть свое отражение. Залечивая физиономию, Кребдюшин решил заодно слегка улучшить свою внешность. И сейчас он ощупывал классический римский нос, гладил ставший волевым подбородок. А еще полукровка малость перестроил связки. Поэтому он мог повторить глубоким, внушительным голосом:

— Я против. Никаких помех не было. Кто хотел, тот услышал. Проблема в другом…— Он не договорил, выдерживая драматическую паузу.

Поменяв облик, Кребдюшин как будто надеялся изменить и свою личность, став более мудрым, волевым, решительным.

«Горбатого могила исправит», — подумал муравейник, барабанивший по подлокотнику кресла, и спросил:

— В чем же?

— Они сговорились. За те самые два с половиной часа. Я что, вчера родился? — все сильней распалялся полукровка. Новый облик ему не помог. — Я что, не знаю чиновные души? У них генетическое родство — где бы они ни родились. Единственная извилина и одна на всех мысль: давить такое быдло, как мы. Мы для них — ничто, пыль под ногами. И все их слова, все лозунги, увещевания — ложь. Они сотрясают воздух, чтобы дурачить исполнителей. Таких, как мы. Толкнуть речугу, поклясться родной мамой и повести радостных бычков на заклание.

Муравейник его не перебивал, хоть злобны и горьки были слова Кребдюшина. Кое в чем полукровка, несомненно, был прав. «Оболтус» демонстративно поскрипывал переборками, ведь его мнение никто не спрашивал.

И тут в рубку, пошатываясь, прибрел Рассольников. Первые сутки напролет он проспал без задних ног, а на вторые решительно встал с койки вопреки протестам кибердиагноста.

— Буду валяться — совсем раскисну. Подъемным краном не сдвинешь, — объявил археолог, войдя в дверь. Рухнул в кресло и долго не мог отдышаться.

Полукровка встрепенулся и тотчас ему доложил:

— Муравьиный Совет получил нашу депешу, обещал все исполнить, и вот до сих пор ни ответа, ни привета. Они нас предали.

Двунадесятый Дом внимательно оглядел напарника и произнес севшим, хриплым голосом:

— Если бы речь шла только о нашей судьбе — я бы поверил во что угодно. Но ведь горшок больше всего на свете нужен Совету… Надо повторить передачу.