Николай Гомолкo - Шестой океан

И как радостно сознавать, что именно наша страна явилась колыбелью этой светлой мечты. Вспомните Кибальчича, Цандера, Циолковского – трех русских ученых, энтузиастов и открывателей. Они, как прожектором, осветили путь дальнейших наших поисков, которые не замедлили дать самые удивительные результаты.

В 1957 году Советская страна впервые в истории цивилизованного мира запустила в космос первый искусственный спутник, или "Бэби-Луну", как называли ее американцы. А спустя три года на космическом корабле "Восток" облетел вокруг нашей планеты русский летчик Юрий Гагарин.

Великое свершилось! 12 апреля 1961 года вошло в историю как первый день эры космических путешествий, как маяк величайшей победы человеческого разума.

Затем трудами наших инженеров и рабочих были созданы прекраснейшие сооружения – космические станции, которые бороздят на разных орбитах заоблачные высоты.

Теперь во весь рост встала новая ответственная и величественная задача – шагнуть дальше в космос, побывать на Луне, достигнуть Венеры и Марса. Сможем ли мы это сделать, по плечу ли нам эта задача?

– Сделаем! Конечно, по плечу! – не удержавшись, самозабвенно воскликнул Олег, сидевший в первом ряду партера.

– А чтo для этого нужно? – иовернулся к молодому летчику Денисов.

– Отвага и дерзость! – выпалил Виктор, пока Олег собирался с мыслями.

– Нет! – возразил ученый.- Отвага – это еще не все. Надо астронавтам дать настоящий корабль-жилище, чтобы они могли спокойно и уверенно вести его по намеченной трассе. Мы уже, как вам известно, снабдили ракеты атомными двигателями. Но, скажу прямо, они не удовлетворяют нас. Нет! Почему? Чтобы совершить путешествие, приходится брать с собой жидкий окислитель, или, как мы его называем, рабочее тело. В результате получается, что ракета громоздка, а полезный вес ее все-таки недостаточен.

Где же выход? Вначале устремления ученых разных страд были направлены к тому, чтобы приручить для космических полетов термоядерную реакцию. Как вы помните, предлагалось немало остроумных и привлекательных проектов нового чудесного реактора. Но, к сожалению, их пришлось, даже не доведя до экспериментальной стадии, отклонить. Световая энергия излучения была так мала, что давала очень небольшую, можно сказать, мизерную тягу кораблю.

Казалось, мы зашли в тупик, и, кроме урана, нам ничто не может дать мощной энергии – в виде ли потока элементарных частиц или фотонов света, способных развивать тяговые усилия и нести межпланетные корабли к неведомым мирам космоса. Но в последнее время наука сделала еще один смелый шаг вперед. Молодой советский ученый Надежда Хлебникова, работая на межпланетной станции, долгое время изучала космические лучи. И ранее знали, что в космических лучах иногда встречаются античастицы. Но только Хлебникова оригинальным экспериментом смогла заключить их в специальный циклотрон, сделать, так сказать, подопытными объектами. Точно так же, как врачи, найдя вирус-возбудитель болезни, сразу же отыскивают действенные методы борьбы с ним, так и Надежда Хлебникова не сомневалась, что, укротив античастицы, она найдет метод получения их в чистом виде на Земле.

Иначе быть и не могло. Ведь цивилизованный мир в своем развитии ежечасно, ежедневно расточал огромные богатства планеты и стоял перед недоброй перспективой остаться, так сказать, обкраденным самим собою. Сама жизнь, само развитие науки и человеческого общества настоятельно требовали найти новые резервы, новые источники дешевой энергии.

И вот пал под натиском ученых еще один бастион науки – энергия аннигиляции в наших руках! Это, дорогие товарищи, величайшее завоевание науки и техники, бесценный, неиссякаемый источник нашего богатства и богатства будущих поколений. Теперь, разумеется, есть полная возможность построить фотонную ракету, способную совершать самые далекие космические путешествия. Что я могу сказать в связи с этим? Только одно – слава замечательным ученым, слава гению великого советского народа!..

Зал загремел от оваций и в едином торжественном порыве встал. Все – и пожилые, с бородами академики, и важные, солидные деятели науки и техники, восседавшие в первых рядах, и молодые безусые парни, и юные девушки – самозабвенно и горячо приветствовали радостную, удивительную весть.

Ликовал и сам Иван Иванович Денисов. На его глаза от избытка чувств навернулись слезы. Он медленным, неторопливым движением пригладил седую прядь, спадавшую ему на лоб, и перевернул несколько листков блокнота, в котором были тезисы выступления.

Когда зал отликовал, затаенно притих, Денисов продолжал:

– Теперь, дорогие друзья, когда мы искусственным путем получили античастицы, встает вопрос конструирования новой модели ракеты. Конечно, мы и в дальнейшем не отказываемся от услуг атомной энергии. Как известно, атомный двигатель крайне необходим в начале старта и во время приземления, когда требуется погасить колоссальную скорость корабля. Двигатель же, работающий на аннигиляции, то есть на потоке сливающихся в одну огненную реку частиц и античастиц вещества, будет включаться астронавтами за пределами родной планеты, когда сильно ослабнет гравитационное поле и когда потребуется колоссальный разгон корабля вплоть до скорости, близкой к скорости света.

На такой ракете, получившей максимальный разгон, для космических путешественников вступят в действие законы, открытые Альбертом Эйнштейном. Время для них будет протекать в тысячи и миллионы раз медленнее, чем на оставленной планете. Жизнь астронавтов как бы продлится. Но сами они этого не заметят. Вот, друзья, каковы чудеса полетов со скоростями, близкими к световой.

Денисов говорил спокойно, неторопливо, будто беседуя с глазу на глаз с приятелем. Но какие это были слова! Весомо-зримые, вдохновенные, звучавшие живой легендой, восславляющей дерзость и щедрый талант людей советской науки.

Разумеется, как только Иван Иванович закончил выступление, его буквально засыпали вопросами. Задавались вопросы, как правило, в письменной форме. Но наиболее нетерпеливые и неистовые, вскакивая с мест, волнуясь и глотая слова, спрашивали об отдельных деталях необычного научного эксперимента, требуя немедленного ответа.

И Иван Иванович, конечно, отвечал, отвечал то шутливо, непринужденно, то вдруг раздумчиво и серьезно, то с дипломатической уверткой. Наконец он сказал:

– Осталось еще, друзья, пять вопросов. Но на них ответить я не берусь. Не потому, что устал, а по другой причине – ответы не будут достаточно исчерпывающими, убедительными и вас могут не удовлетворить. Было бы очень хорошо, если бы мой друг,- он показал взглядом на Вилли Рендола,- помог мне.