Дмитрий Володихин - Мастер побега

Сапоги мертвеца налезали плохо…

Тук! – обезображенная белая каска выскочила из низинки и запрыгала по склону. Револьвер сам собой вскочил Рэму в руку.

– Стой, кто идет!

И голос ординарца в ответ:

– Это я, господин унтер-лейтенант! Вы задержались, и я решил проверить…

– У вас был приказ!

«Пристрелить его, и дело с концом. Проще всего. Спокойно. Просто нажать на курок».

– Не стреляйте, господин унтер-лейтенант. Я вас понимаю: раненый солдат имеет право на жизнь… Пожалуй, помогу вам. И никому не стану докладывать. Вы в полной безопасности!

Рэм удивился: «Надо же, нормальный человек! А я-то думал…»

Удивился и опустил револьвер.

За сутки до того

– Собссно, в отношении вас, господин Тану, допрос имеет лишь формальное значение.

Офицер контрразведки устало потер глаза. Снял форменный галстук, выпил водички из графина, стоящего на столе. Голос его звучал хрипловато.

«Похоже, у них тут сегодня конвейер!» – подумал Рэм. Он больше часа ожидал в коридоре встречи со следователем. Конвойные сбились с ног, приводя и уводя, а порой оттаскивая арестованных – тех, кто идти уже не мог. Наконец, охранник ввел его в кабинет, снял наручники и встал за спиной.

Напротив Рэма, через стол, сидел семейного вида дядька с брюшком и залысинами. Судя по обилию циркулей на погонах – целых капитан. Китель он расстегнул. Туго натянутая рубашка позволяла молочно-белому животу кое-где выглядывать на волю между пуговицами. Широкие подтяжки окаймляли центральное взбугрение.

Кабинет сообщался с соседним дверью, кривовато висевшей на петлях. Дверь была приоткрыта, из-за нее доносились звуки спокойного разговора.

Офицер платочком вытер со лба пот и завозился с бумагами. На столе у него лежала целая груда папок, и он долго не мог разобраться, кого конкретно к нему привели. Найдя нужную, он произнес «аха!» и погрузился в чтение.

А потом выдал эту фразу – про «формальное значение».

– Вы хотели спасти соотечественника и военнослужащего вражеской армии, не отрицаете?

– Нет смысла Сожалею о содеянном и готов понести наказание.

– Да-да, разумеется…

Капитан принялся выводить сверхаккуратным, гимназическим почерком суть ответа. Муха билась блестящей зеленой тушей в окно. Радиоприемник шуршал невнятными тенями музыки.

Не отрываясь от протокола, следователь продолжил:

– Ерунда, в сущности, года три каторги на медных рудниках…

Рэм похолодел. Три года каторги?

– Я бы не стал вас вызывать. Какой резон вроде бы? Оформил бы бумаги, да и дело с концом…

– Я-а..

Тут из соседнего кабинета донесся глухой удар, а за ним второй. И сразу после этого – чей-то жалобный всхлип. Капитан бесстрастно продолжал чертить красивые круглые буквы.

– Но тут дополнительные обстоятельства…

– Я-а… это случайность… Я подобрал раненого и не сразу понял, что это не хонтиец, он весь обгорел. А потом…

Контрразведчик говорил, не глядя на него и не слушая его бормотания:

– В связи со вскрывшимися обстоятельствами придется задать дополнительные вопросы…

Из радио вдруг вырвались прекрасные мотыльки фиоритур, исторгаемых какой-то оперной дивой во всю мощь глубокого контральто. Капитан потянулся, выключил приемник.

– Барахлит с утра. В радиотехнике ничего не смыслите? То волна слетает, то вдруг слышимость увеличивается?

– Н-нет… я гу… я гуманитарий… Я-а…

– Жаль. Ну и ладно. Собссна, – все-таки оторвавшись от бумаг, но нимало не обращая внимания на слова Рэма, продолжил офицер, – у вас при обыске обнаружены следующие предметы: кинжал и зажигалка с символикой вооруженных сил Южной федерации. Предположительно периода последней имперской войны. Ваши вещи?

– М-мои, но…

– Так и запишем. Да вы не беспокойтесь, ерунда, по большому счету. У кого только нет «военных сувениров»… распишитесь вот тут.

Рэм глянул в протокол: «Признает факт принадлежинности ему кинжала и зажигальки военных, из федератской армии».

В потрохах Рэма уже ковырялись ледяные пальцы ужаса, но он нашел в себе силы поинтересоваться:

– А что мне может быть, господин капитан, за эти вещи?

– Пустяки, ничего.

– Простите, но я все-таки опасаюсь подписывать эту бумагу… Может, от старых хозяев квартиры осталось…

Звучало нелепо. Конечно, осталось от старых хозяев и неизъяснимым образом перебралось к нему в письменный стол, где и было найдено ищейками.

– Ну и напрасно. Собссна, простая формальность.

Следователю, похоже, было наплевать и на нож, и на зажигалку. Он не спеша накорябал: «От принадлежинности оных предметов отказался».

Это Рэм подписал.

– Отлично! Ну вот, уже двигаемся. Следственное мероприятие мне в зачет. – С этими словами следователь убрал бумагу в стол. Довольно улыбаясь, он пояснил: – Да вам нечего опасаться. Собссна, мелочи, крючки. Зажигалка вообще пшик, а за кинжал, ну, в худшем случае добавили бы еще годик каторги. Холодное оружие, факт хранения… С вашими-то делами лишний годик вообще ничего не значит. А вы цепляетесь…

Тут у него на столе зазвонил телефон.

Улыбнувшись еще шире, капитан сообщил неведомому собеседнику:

– Я говорил тебе, что «Акулы» продуют? Нет, признай, я говорил тебе еще два дня назад… А? Отговорки… Громче… Не понял… Аха! Так ты еще толком ничего не знаешь, ты только понаслышке! Сообщаю точные сведения: три – два. Да. По радиотрансляции. На призовые места – никаких шансов!..

Рэм понял: они нашли «Синюю папку». И найдя ее, совершенно не поняли, что представляет собой ее содержимое. А ведь он всего-навсего собирал материалы и делал рабочие записи, желая на философском уровне объяснить причины войны, каскада революций и политической нестабильности, длящейся вот уже четверть столетия… Самому себе объяснить. Связать концы с концами. Не копаться в мелочах, а посмотреть на то, в чем он участвовал, чему стал очевидцем, с высоты птичьего полета Он вовсе не искал возможности опубликовать «Синюю папку». Там еще работать и работать! Так, одни наметки… Да и как такое опубликуешь в наши-то дни? Может, сдал бы в архив, потомки разберутся… Или сделал бы несколько статей самого безобидного содержания.

Ничего «подрывного», используя язык профессионалов. Это нетрудно понять при внимательном чтении.

Но как бывший полковник Боевой Гвардии, как комиссар Продбригады, как член Анонимного совета и Старший идеолог большой провинции он прекрасно осознавал: потомки, может, и разберутся, а сейчас никто вдаваться в тонкости не станет. Никто не будет разбираться. Никто, ни одна живая душа! А у него там… да-а-а… если вдуматься: и чем занималась на фронте раларовская отдельная дивизия хонтийских стрелков… и про финансовую подоплеку предыдущей войны между Хонти и Срединной страной… и насчет спиритических пристрастий правительств… да еще с фамилиями… и…