Александр Силецкий - Дети, играющие в прятки на траве

— Ну, это вы так полагаете, и не судите о других, — с брезгливостью отметил Клярус. — Люди знают точно: именно история творит большие мифы! Факты превращаются в легенды и невольно будоражат лучшие умы!..

— Отнюдь! — Яршая громко рассмеялся. — Ерунда! Мы фактов толком и незнаем…

— Мн-дэ? — скривился Клярус.

— Вот — примите это к сведению. Да, событий была масса, даже чересчур… Но нам о них известно только потому, что кто-то и когда-то их запечатлел, истолковал, связал друг с другом… Если нет фиксации, то нет и факта — для потомков. Ну, а всякая фиксация — продукт труда отдельных индивидов, в силу этого она не может быть всецело объективной. Да, на ней всегда лежит печать пристрастности и личностной оценки. Что-то неизбежно будет выпячено, подано как главное, о чем-то вовсе умолчат… И факты будут пригнаны друг к другу так, как хочется тому, кто их описывает. Как ему удобнее, понятнее и… выгоднее тоже. Это надобно всегда иметь в виду. Бесстрастных, беспристрастных летописцев не бывает. Все фильтруется, пусть и невольно, прежде чем попасть в анналы. И невольно создается миф — весьма правдоподобный, убедительный, но все же — миф… А благодарные потомки, радуясь, примеривают его к прошлому (с позиций настоящего, которому совсем небезразлично его место в историческом процессе, это вы учтите!), сотворяя как бы связную Историю, по крохам, так сказать, воссоздают… И то, что соответствует сложившимся стереотипам, объявляют твердо установленными фактами, какие-то события со скрипом, с бездной оговорок, подгоняют под готовые клише, а прочее отбрасывают, именуя ненаучным и недостоверным. И опять — творится миф, который подкрепляет существующую версию Истории… А вы мне говорите: факты превращаются в легенды.

Нет уж, все наоборот!

— По-вашему, и верить ничему нельзя? — обескураженно осведомился Клярус.

— Отчего же? Верить — можно! Так мы, собственно, и поступаем. Только не даем себе труда усвоить раз и навсегда: нет мифа — нет Истории. Да-да! История — это отнюдь не тот отрезок времени, в течение которого, последовательно и закономерно, случаются различные события, а это просто ряд событий, умозрительно-искусственно увязанных между собой.

Здесь времени в действительности нет. Как и в любой мифологической структуре. Что бы там ни говорили нам, реальных-то событий мы не знаем и не помним. Может, и не в состоянии… Вот видите, я сотворяю миф на ваших же глазах, — сказал с улыбкою Яршая. — А возможно, и не миф…

Я где-то это слышал, вдруг подумал Питирим. Не так уж и давно… Вот — точно, вспомнил! Левер… Это он мне говорил. Почти такими же словами… Поразительное сходство, даже оторопь берет… Откуда он узнал? Конечно, весь процесс транслировали и активно обсуждали, но когда ведь это было!.. Он тогда еще совсем мальчишкой был и вряд ли этим интересовался. Ничего бы не запомнил, как пить дать! И тем не менее… Чудно! И впрямь какая-то загадка… Разумеется, он мог и после изучать архивы, разбирать, запоминать… Но чего ради? Он не специалист по прошлому, ну, в лучшем случае — любитель, а таких в серьезные хранилища не пустят никогда… Или он тоже к той истории имел какое-то касательство, да только мне не сообщил? И почему на ферме сохранился лишь вот этот эпизод процесса, на мой взгляд, не самый важный среди прочих? Для чего и для кого? Навряд ли Левер здесь бывал. Хотя… кто может поручиться?! И уже не спросишь у него… Нет мифа — нет Истории?.. Чушь!

— Ну, об этом — хватит. Утомили! — объявил капризно Клярус. — Воду-то толочь… Еще прибавьте, будто биксы помнят все в отличие от нас!

— Конечно! Отчего же мне молчать?! — взорвался в бешенстве Яршая. — Именно они теперь и сберегают ценности — для вас и для меня, для всех! И каждый раз готовы поделиться, если их попросят. Но ведь наша спесь, квасная гордость за исконное происхождение…

— Довольно! — рявкнул Клярус. — Все! Нет доказательств — никаких!

Одна лишь пропаганда ваших злобных измышлений. А не выйдет! Жалкий труд! Сегодня каждый понимает: биксы — сплошь невежественны, тупы, они хуже, чем… неадритальцы, если уж хотите знать! Вот так-то!

Судя по всему, столь важное словцо — «неандертальцы» — было у него одним из козырных, хотя и очень крепких, наравне с многоэтажной бранью. Брань же он берег до лучшего момента, когда надо будет обвинять — по пунктам. Тут уж Питирим не удержался.

— Прямо форменный болван!.. — в сердцах воскликнул он. — И эдакий еще посажен быть судьей!

— Вот так-то, — повторил самодовольно Клярус. — Как законный представитель обвинения, а также непорочного суда я буду повсеместно и ежеминутно пресекать…

— Прошу прощения, — с насмешкой поклонился Питирим, не в силах удержаться, чтобы не поддеть негодника — пускай заочно, столько времени спустя!.. Он даже не заметил, что тот вдруг умолк на полуслове и возникла странная, необъяснимая на первый взгляд пауза. — Ая-то полагал, — продолжил Питирим, — что суд и обвинение у нас — одно и то же. Сколько ни присутствовал на всяческих процессах… Никаких различий! Впрочем, адвокаты — тоже не подарок. Так что… прокурор, судья, защитник — можно и в одном лице соединить. И проще, и быстрей… И, главное, как вырастет надежность нашего суда!

— Что-что? — внезапно повернулся к нему Клярус, с явным удивлением таращась из экранных недр. — На линии помехи, да? У вас поправка?

Поначалу Питирим слегка опешил: без сомнения, вопрос был задан именно ему — выходит, Клярус его реплику (верней, короткий спич) услышал! Как же так? Ведь это — только запись, тень минувшего! Каким же образом… Но времени для долгих размышлений репортаж не оставлял.

— Да! — выговорил твердо Питирим, будто и вправду находился в этот миг в огромном зале, где вершился суд. — Поправка. И по существу! Не надо лгать: биксы — не тупые и не дикие, как вы изволили заметить. Уж по крайней мере — в лучшей своей части! — от таких слов брови у внимательного Кляруса шальными птичками взметнулись к напомаженной кудрявой челке, а на грустном, замкнутом лице Яршаи проступило выражение признательного, ласкового одобренья. — Мне, к примеру, — Питирим шел напролом, испытывая чувство непонятного подъема, — биксы сделали такую операцию, какая нашей медицине и не снилась до сих пор. А вот они — сумели!

— Поконкретней можно? — неожиданно цветистым, блеющим каким-то голосом осведомился Клярус.

— Разумеется, — упрямо буркнул Питирим. — Вот вам конкретный факт: мой мозг вживили в тело мертвого, другого человека. Повторяю: человека!

— Х-м… Ваше имечко, простите? — вовсе уж угодливо осклабился, заерзав в кресле, Клярус.