Яна Завацкая - Ликей

— Поймите, — добавила Элина, — что нельзя вести только пропаганду планирования семьи в отрыве от других сторон жизни. Надо полностью изменить жизнь этих людей, надо, чтобы у них самих появилось желание жить иначе… И это нам удается! Постепенно, потихонечку, но…

Ликеиды шли к ряду ближайших домов.

— Вы хотите посмотреть на их жизнь изнутри? — спросила Элина. Джейн, разумеется, выразила согласие.

Они вошли в один из дворов — калитка была не заперта. Облезлая дворняга, привязанная к деревянной будке, визгливо залаяла на пришельцев. Сад был слегка присыпан снегом, а дорожка, ведущая к дому, представляла собой шероховатую застывшую грязь.

Домик, как и большинство домов в деревне, был сложен из круглых, больших бревен, между которыми торчала пакля. Но покрытая досками крыша выкрашена в синий цвет, и окна — стеклянные, что указывало на какую-то связь деревни с цивилизацией.

Элина постучала в окно… Тотчас дверь отворилась, выглянула светловолосая женщина лет сорока на вид. Раздраженное выражение ее лица, покрытого то ли веснушками, то ли рябинами, сразу сменилось смущенным.

— Ой… вы к нам, что ли?

— Да, Мария… вы меня помните? — спросила Элина, приветливо улыбаясь.

И тут она всех знает, поразилась Джейн. Она уже имела возможность убедиться в потрясающей памяти Элины — она знала в лицо половину Челябинска и окрестностей.

— Заходите, — бросила женщина. Ликеиды вошли в дом, поднявшись на крыльцо и миновав темные сени. В первый момент Джейн едва подавила кашель — атмосфера была ужасающей…

Это из-за печки… Половину кухни занимала беленная печь, за дверцей которой шипел и потрескивал огонь. И она же, видимо, создавала, такую духоту в доме. На печи была устроена лежанка, где спал дряхлый старик. Мария схватила какие-то вилы на деревянной ручке и выхватила ими из печи чугунный котел, брякнула его на стол.

— Обед варите? — поинтересовалась Элина.

— А как же…

Пока Мария негромко разговаривала с Элиной, Джейн осматривалась вокруг.

Оказывается, изба была полна людей. Кухня и одна-единственная комната — вот весь дом. В кухне, кроме Марии и спящего старика, под столом сидел мальчик лет трех, тихо играя с двумя деревянными чурочками, и стояла деревянная колыбелька на ножках, в которой спал грудной малыш.

Комната, заставленная по периметру деревянными лавками, напоминала зал ожидания на вокзале. Несколько женщин, начиная от дряхлой старухи, кончая двумя девочками лет двенадцати-четырнадцати, занимались работой, знакомой Джейн только по детским сказкам — пряли шерсть на маленьких веретенцах. В углу тихонько играла компания детей… вообще детей здесь было просто неисчислимое количество. Такое разве что в школе или детском саду можно увидеть.

— Без мяса, ясно дело, — доносился голос Марии, — Мы еще не кололи в этом году. К Новому году заколем… Мужики на охоту пошли, может, что найдут… да вряд ли.

Трехлетний мальчик закашлялся, зашелся так сильно, что даже личико побелело. Мария коротко взглянула на него.

— Не жилец, — пояснила она, — родился уже слабеньким, и так-то не знаю, как дотянул до этого возраста.

— Почему вы не покажете его на Станции? — спросила Элина, — Может быть, его вылечат.

— Показывали, да что толку-то… ну вылечили, перестал кашлять, а теперь начал заново…

Иммунодефицит, возможно, подумала Джейн. Не каждый иммунодефицит можно вылечить. Со знаменитым СПИДом справились в свое время, так новые пошли…

Джейн шагнула в комнату через порог.

Какое убожество… как можно так жить… И ведь пытаются как-то еще украсить этот ужасный дом… эту тюрьму. На окнах занавесочки вышитые… плетеные коврики на скамьях. Половики — но все это такое ветхое, древнее, некрасивое… скрипучий пол из широких деревянных досок, с черными большими щелями. На детях — только рубашонки… лет до десяти — ни носок, ни тапочек, ни трусиков, ничего. Мальчик лет восьми подбежал к Джейн.

— Тетя, а вы из города?

— Да, — ответила она… удивительно даже слышать человеческую речь от такого существа в грязной некрашенной рубашонке, неумытого, полудикаренка.

— А у вас конфетки есть? — поинтересовался мальчик. Джейн запустила руку в карман полушубка. Где-то там была пачка витаминных драже… точно. Джейн достала несколько драже и протянула мальчику.

В тот же миг толпа окружила ее. Тянулись грязные жадные ручонки, замызганные личики, писк: «А мне, а мне…» Джейн быстро раздавала драже, тем временем кто-то полез к ней в карман… Джейн не знала, что сказать, как защититься, быстрые ручки бегали по ней, как стая насекомых, очищая карманы и все вообще, что они доставали… Внезапно толпа отхлынула от Джейн. Обернувшись, девушка увидела Марию с грозным выражением лица и длинной хворостиной в руке. Дети моментально исчезли, попрятавшись под лавками, но Мария успела ухватить за волосы какую-то девочку, может быть, виноватую меньше других… Джейн отметила, что карманы совершенно пусты, и дети даже умудрились оборвать две декоративные металлические пряжки с дубленки.

— Ах вы, сволочи! — закричала Мария, повалила пойманную девочку на скамью и стала сечь хворостиной по чем попало. Девочка визжала, как поросенок, которого режут. Джейн хотела уже вступиться, но тут Мария сама отпустила ребенка, повернулась к ликеиде.

— Простите, мисс… они у нас такие дикие, драть некому… А ну быстро все вернули! — заорала она. Дети под лавками не двигались.

— Кто вернет, того не трону, — пообещала Мария. Пряжка с дубленки Джейн полетела из-под скамьи на середину комнату. Потом, из другого угла — обертка от какого-то давнишнего бутерброда, потом и другие предметы — коробочка из-под драже, ключ, карточки, записная электронная книжка… Джейн подняла ключ, карточки и книжку.

— Остальное оставьте, — сказала она. Краем сознания девушка отметила, что пряхи так и не двинулись с места, наблюдая за происходящим — видимо, такие сцены были чем-то обычным в доме. Джейн вышла в кухню. Ей отчего-то было стыдно… странно… непривычно. Хотелось бежать из этого дома, от этих ужасных людей куда глаза глядят. Мария между тем заискивающе говорила с Элиной.

— Вы бы нам еще талонов на холст выдали, а? Видите, в чем хожу, — она показала на заплаты на своем платье, — Одно у меня, починю и дальше хожу… бедные мы, видите, как бедно живем. Не хватает…

— Но вам же выдали на каждого ребенка по пять метров ткани… Этого вполне достаточно, — возразила Элина. Мария лишь беспомощно пожала плечами. Джейн почувствовала вдруг отвращение. Попрошайничество… она вспомнила женщин в складе, жадно и цепко перебирающих вещи… такие же точно, как эти дети. Да и с чего им быть другими?