Светлана Дильдина - Песня цветов аконита

— Если вы решите уничтожить меня, мне не на что надеяться. — Так высоко меня ставишь? С чего бы? — усмехнулась она.

— Вы — единственная, кому Солнечный позволит стать между собой и своими желаниями.

Это было неожиданно. Хали спросила:

— Тогда почему бы тебе не послушать меня?

— Не могу.

— Когда вещь стоит не на своем месте, ее переставляют или убирают совсем. Мне безразлична судьба северян, но ты вмешался не в свое дело. Я предупреждала тебя.

— И что же?

Он выглядел очень грустным.

— Нравится наверху? Не хочется падать?

— Падать всегда больно. Но вы ошибаетесь — я просил о встрече ради разговора совсем о другом.

Небо розовело, облака же становились фиолетовыми, большими. Казалось, они разрастутся и станут единым пологом — ночным небом.

— Говори.

— Вы не любите отца. Но хотите той любви, какая бывает в хорошей семье. И раз это недостижимо, появилось желание причинить ему боль. Ведь ясно, как это сделать.

— Вот как ты говоришь… Кем ты считаешь себя?

— Не обо мне речь. О вас двоих. Вы знаете, что ни одно мое слово, пришедшееся некстати, не будет услышано им.

— Пожалуй, что будет, — удивленно и медленно проговорила Хали.

— Я — не больше, чем зеркало, с которым советуется человек. Может быть, этим зеркалом дорожат сильнее, чем остальными. Но пока я могу принести радость. А вы можете ее дать — тому, кто небезразличен вам? Позвольте вашему отцу решить самому. Вам ли не знать, как тяжело без любви?

Ее щеки предательски заалели. Неужто рожденная в Золотом Доме не в силах совладать с собственным лицом?!

— Чего ты хочешь добиться?

— Ничего, госпожа моя. Я хотел бы пожелать вам счастья, но знаю, что мое пожелание ничего не изменит.

— Так что же — предлагаешь мне принять все, как есть? — в голосе наконец-то появилась уверенность. И даже насмешка. — Скажешь, ты же сумел принять то, что было не по душе?

— Если вы думаете о том, что смириться с роскошью и властью легко, то вы правы. Но я не замечаю роскоши и у меня нет власти. А вчера я сказал слова, обрекающие на смерть многих. Вот с этим мне примириться сложно. Так что поступайте как знаете, госпожа. Не мне учить жизни. Я всего лишь хочу, чтобы не было больно ни вам, ни ему.

Подумал и добавил много тише:

— Он одинок. И доверяет мне.

Звучало немыслимым бредом, немыслимой дерзостью, за которую убивают на месте, — но было правдой. Стоящий на самом верху и вправду доверял безоглядно одному из низших — и это было не то доверие, которое оказывают слугам или чиновникам. И не просто доверяет — нуждается в нем. Раньше Хали думала, что у стоящего перед ней есть все, что пожелает, и это — главная ценность для него. Но оказалось, у Йири есть большее.

А еще — таких, как он, не привязывают богатством и даже властью. Только доверием.

Ущербная луна разрезала небо. Хали чувствовала, что и душа ее так же разрезана. Гордость велела приложить все старания, чтобы этот мальчишка не увидел рассвета. А другая половина, скрытая в тени, требовала оставить его в покое — и даже тянулась к нему, к его грусти и смелости.

— Я не стану тебе другом, — наконец медленно проговорила она. — Но и врагом не буду. Живи, как получится.

И Хали ушла, шелестя полупрозрачной накидкой. Медленно, словно луна по дорожкам небесного сада, забыв про Амарэ, которая, кажется, слышала все.

Она сама не заметила, что сказала «не буду врагом» — и лишь потом поняла. Врагом не может быть стоящий внизу. Только равный.

Ночь была гулкой — копыта коней стучали, как быстрые молоты по наковальне. По белым и желтым плитам — цвет не различить в темноте. Узкие высокие деревья-стражи оглядывали всадников свысока, будто решая, пропустить ли их в святая святых — Сердце Островка.

Пусто было в галерее, куда направили двоих. И шаги отдавались гулким эхом.

…Выбежал им навстречу — только у самого поворота остановился, пытаясь унять сердце. Распахнут шуршащий шелк, в лунном свете — серебряный. Вестники преклонили колена.

— Мы все исполнили, господин.

Холодный, влажный запах мяты прилетает в галерею из сада. Змея в траве прошуршала — она давно поселилась тут, неядовитая.

— Они живы?

— Нет, господин. Деревню сожгли и казнили всех жителей.

— За что? — шелестящий голос, чуть не одними губами спросил.

— Укрывали мятежников.

— И детей — всех?.. — осекается, вспомнив, какой приказ отдал год назад. — Мог ли спастись кто? Вы хорошо искали?

Молчат посланники, в лунном свете вместе с пылинками белая бабочка вьется. Ночная.

— Вы уверены, что нет никого?

— Двоих отпустили, господин. Но это — не те.

Прижимает ладонь к губам. Ему безразлично, что эти — поняли все, что могут пойти разговоры. Безразлично.

— Ступайте. Награду получите.

Глава 5. СИНИЧКА

Стояли теплые дни — а дожди шли часто. Не сильные, краткие, словно женские слезы. Известие всколыхнуло Столицу — брат Благословенного едет в гости.

Про Нэито, младшего брата повелителя, на Островке говорили редко. И то правда — как бы человек ни звался, что говорить, если его единственное желание — жить в уединении, вдали от двора и шума? Конечно, свой небольшой двор у него был, но не сравнить со столичным.

Гостя встретили в меру торжественно — лишняя пышность была ни к чему человеку, стремящемуся держаться подальше от суеты.

Нэито оказался человеком невысокого роста, чуть полноватым. Жена и дети остались на побережье.

Йири смотрел — и поражался тому, как проступают в другом лице знакомые черты. С первого взгляда видно — брат повелителя человек спокойный и незлобивый. Ему не хватало жесткой энергии старшего. Наверное, его домашние счастливы… но счастлива ли будет страна, если случится беда и нынешний правитель покинет эту землю?

Йири почувствовал холодок при такой мысли. Но в последние недели словно тень лежала на всем облике повелителя, словно пеплом подернута была его фигура. И глаза — всегда усталые, без былого огня.

Комнату украсили каллами и огромными белыми колокольчиками. Йири знал, что на фоне занавесов цвета морской волны белые цветы будут лучше заметны, и сами цветы были словно из шелка.

Напольные вазы, отделанные опалами и слоновой костью, точно такие же вазочки маленькие и светильники на ножках из лунного камня, похожие на полузакрытые раковины.

Все было, как в прежние времена — гость в личных покоях Благословенного. Слугами руководил Йири и сам находился в комнате неотлучно.

Нэито поглядывал на него с благодушным интересом, поднося к губам чашечку с медово-яблочным настоем. Белая, отделанная кораллами одежда Йири подходила для начинавшихся сумерек — когда надо, он из тени выступал, когда надо — в тени скрывался.