Александр Громов - Человек отовсюду

– Погоди, – сказал я. – Тот рай, он что, реально существует? В смысле, ореолиты способны сделать его реально существующим – или он будет существовать лишь в моем воображении?

– А что такое реальность? – пьяно ухмыльнувшись, спросил Вилли. – Тебе не все равно, где ты будешь счастлив?

– М-м… не знаю.

– Вот когда узнаешь, тогда и спрашивай.

Мой прогноз оказался точен: напились мы так, что я перестал понимать, где нахожусь, и не запомнил, как и когда сполз с кресла на пол. Пробуждение было обыкновенным: на мягкой лежанке, заботливо выращенной подо мной кораблем, и без всяких остаточных явлений в организме. Я потянулся и остался лежать. Впервые за долгий срок мне ничего не хотелось делать. Странное ощущение, я даже удивился. Может быть, пришло время, когда надо проанализировать минувшее и начать готовить себя к следующему этапу?

К какому? Наверное, к превращению в полноценного мусорщика, в высшее существо по отношению к людям, в существо, презирающее людей. А что? Я почти готов, визит на Твердь, как бы краток он ни был, избавил меня от некоторых иллюзий. Тоска по персональному раю пока еще в далеком будущем, а в близкой перспективе – довольно интересная работа, ощущение могущества и достаточно высокая степень свободы, чтобы не считать себя рабом Ореола. Даже если это иллюзия, все равно за нее стоит держаться. Не достиг ли я уже всего, чего хотел?

Нет, конечно. Я мечтал о большем – и для себя, и для других. Почему бы мне не помечтать о том, что не может сбыться в принципе? Бессмысленное занятие, но ведь безвредное, как сбор цветочков на лугу. Впрочем… не вполне бессмысленное. Мой личный рай ждет меня. Пока я еще далек от него и, признаться, не очень-то стремлюсь туда, более того, мне, вероятно, еще надо заслужить право на рай, и разве это плохо? Я создан, чтобы действовать. Для этого я стал мусорщиком. Конечно, что с человечеством ни делай, толку не будет, но ведь что-то делать с ним надо!..

Стоп! Бессмысленность моей работы – вот что хуже всего. Я потерял цель и не нашел ее, перейдя в новое качество. Благо Ореола? Наверное, Вилли его и имел в виду, когда говорил о намеке на смысл. Но какое мне дело до блага Ореола, если я не ореолит! Благо людей? Даже не смешно. Благо моей родной планеты? Я не знаю, что для нее благо, а что нет. Нет общего для всех блага. Я мог бы контрабандой перебрасывать на Твердь продукты новейших технологий с Земли и красть секреты самих технологий – а зачем? Чтобы ими воспользовалась банда Игнатюка? Допустим, я сыграл бы против нее, но опять-таки зачем? Чтобы привести к власти другую банду? Чисто теоретически я сам мог бы возглавить новое движение и со временем победить всех конкурентов, заставить иные миры считаться с Твердью да еще сравнительно бескровно присоединить Северный материк, чем обеспечить себе место в истории, – но так ли уж это надо мне, точно знающему, что есть в мире сила, для которой все человеческие усилия – не более чем возня крыс на городской свалке?

Все равно попытаться хотя бы лишь для того, чтобы наполнить мою жизнь иллюзией смысла?

Можно – пока не умру от пули наемного убийцы, или пока не превращусь в большую сволочь у власти, или пока ореолиты не стукнут меня по рукам… Вопрос: появится ли хотя бы намек на смысл?

Ответ: вряд ли.

Наверное, Вилли абсолютно прав: мусорщик Ореола не должен принимать близко к сердцу жизнь людей, каждого в отдельности и человечества как системы. Он не может иметь предпочтений, в противном случае наживет себе неприятностей и все равно ничего по большому счету не изменит. Он просто должен выполнять свою работу.

Скучно? Пусто?

Не то слово. Зато – какие возможности!

Я чертыхнулся вслух, прибавив пару выражений из числа тех, какие редко употреблял даже в моем партизанском прошлом. В ответ послышался смешок.

– Дурной сон приснился? – Вилли, оказывается, уже не спал.

– Вроде того…

Над бортиками его лежанки поднялась всклокоченная голова. Как и я, Вилли был абсолютно трезв и не страдал похмельем.

– Что думаешь теперь делать, а?

– Работать, – пробурчал я.

– И не хочешь продолжить отпуск? – Он просто издевался.

– В другой раз. Есть у нас какое-нибудь дело или нет?

– Как не быть. Сходи умойся, а я пока соображу насчет завтрака…

Когда я вернулся, Вилли как раз заканчивал выращивать на столике завтрак: вкуснейший китигайский хлеб, модифицированную ветчину с Прииска, фрукты с Хляби и по большой чашке отменно сваренного кофе. «Сваренного» – это, конечно, подмена привычным непонятного. Корабль ничего не варил. Каким образом он фабриковал еду и напитки, не знал и Вилли. Причем не испытывал желания узнать.

Я чуть не поперхнулся, сообразив, что для приготовления нам завтрака корабль мог использовать молекулы тела Юхана. Более впечатлительный человек поперхнулся бы обязательно, а кого-нибудь и стошнило бы. Но я отдал должное и ветчине, и фруктам, и кофе. Молекулы – это ведь только молекулы, они безличны. Юхан был. Юхана нет. И поделом ему. Точка. А куда девался его труп – так ли уж важно? Главное, не валяется поблизости и не воняет.

Вилли тоже сгонял привести себя в порядок и жадно набросился на бутерброды. Дожевав и запив, пожаловался:

– Не могу привыкнуть к твоей новой личине.

– Я как раз собирался вернуть старую, – сказал я.

– Не нужно. Я привыкну.

Я внимательно посмотрел на Вилли. В его поведении появился какой-то штришок, что-то мелкое, трудноуловимое. Еще вчера я заметил это, но не придал большого значения. А и не надо было придавать! Сейчас я догадался, в чем дело: Вилли превосходил ростом Ларса Шмидта и привык смотреть на него несколько сверху вниз, а на долговязого Винсента Менигона ему уже приходилось смотреть снизу вверх. Чепуха, казалось бы. И все же Вилли отказывался устранить причину маленького дискомфорта, хотя, казалось бы, чего проще?

– Мне придется остаться Винсентом Менигоном? – спросил я.

– Пока – да.

– Надолго?

– Спроси что-нибудь полегче, – буркнул Вилли. – Ты уже забыл, кем работаешь?

– Мусорщиком.

– Я не о том…

– Тогда земным агентом под твоим руководством.

– Во-от, – протянул Вилли. – Надо мной тоже есть руководство. Очень возможно, что тебя и меня негласно проверяют. Мне и раньше приходилось прикрывать твою задницу, а сейчас – тем более. Короче. Мое начальство уже знает, что ты засыпался на Тверди. Слушай дальше и не говори, что не слышал. Было так: я устроил побег и переправил тебя на Прииск. Там тебе сделали новую внешность. Теперь тебя зовут Винсент Менигон, и ты вновь готов к работе – желательно пока не на Тверди, а где-нибудь еще. Что ты знаешь о Прокне?

– Притормози, – ошарашенно сказал я. – При чем тут Прииск? По-твоему, это не проверят в первую очередь?