Джеффри Линдсей - Декстер мёртв

Шаг первый: я сунул руку в сумку. Благо она оказалась открытой и мне не пришлось расстегивать замок, иначе я бы не справился. Пальцами я нащупал что-то в сумке и вытащил большую, блестящую, квадратную штуковину. На ней был точно такой же таймер, как на бомбе Брайана, только размером кирпичик был намного больше. Такого должно быть достаточно для мощного взрыва. Однако таймер расплывался у меня перед глазами, а цифры на кнопках сливались с красными огнями, которые снова закружились в голове. Плохой знак. Я нахмурился и сосредоточился, и все вокруг стало четче. Потом нажал: ноль, ноль, пять. Пяти минут будет предостаточно.

Шаг второй: глубокий вдох, и вот я ползу вперед на здоровой руке, толкая перед собой бомбу. Она была такая большая, что для нее даже не нужно никакого специального места. К тому же Дурачина Декстер и не смог бы его найти. Когда до лестницы оставалось всего несколько футов, я вдруг понял, что ужасно устал. Это плохо. Нужно сохранить немного сил на обратный путь, ведь это самое важное. Я попытался встать. Как же тяжело – я такой тяжелый! Когда все это кончится, обязательно сяду на диету.

Вдруг я понял, что продолжаю тащить за собой всю сумку со взрывчаткой. Лишний груз. Я отпустил ее и наконец сумел встать. Отдохнул с минуту. Всего одну минуту, а потом вспомнил о бомбе. Осталось четыре минуты. Нужно уходить.

Я потянулся вперед и швырнул бомбу. Бросок, конечно, получился слабый. Кирпичик зачеканил по ступенькам, а потом, к моему счастью, упал вниз. А внизу он громко обо что-то звякнул – дззииинь! Странно. Я шагнул ближе к лестничному проему и вгляделся в полумрак. Огонь пылал сильнее, зато дым заметно рассеялся, и я увидел дыру у основания лестницы. Под ней виднелось что-то железное, что-то, что глухо звякнуло, когда на него упала большая бомба. Несколько секунд я тупо моргал, слегка покачиваясь на месте. А потом вдруг понял: бензобак?… Судя по всему. А бензобаки сначала делают «дззииинь!», а потом «БУУУМ!». Точно. Очень, очень хорошо, Декстер.

Так я и стоял, мысленно себя хваля, а потом вдруг спросил себя: зачем я стою? Можно ведь сесть и расслабиться в свое удовольствие.

Я сел. Не так изящно, как мне бы того хотелось. Сказать по правде, скорее быстро и неловко. Некоторые части моего тела, казалось, перешли в режим энергосбережения: ноги были ватные, зрение то пропадало, то возвращалось, а одна рука просто свисала из плеча, точно картонная… Но я сидел, довольный собой. Я остался цел. И заложил бомбу прямо на бензобак. Шаг первый и второй выполнены. Отличная работа, Декстер. Неплохо для тупоголового болвана. Но что насчет шага номер три, о король дураков?

Шаг третий. Точно. В шаге третьем я должен был куда-то пойти, так ведь? Надеюсь, там будет больше света, чем здесь. Вокруг становилось ужасно темно и холодно. Интересно, почему? И почему вообще я здесь? Вокруг так холодно и липко!

И подо мной тоже. Что-то склизкое. Мне не нравится. Напоминает что-то очень плохое. Когда мне было так же холодно и фу как липко?… Почему же мне кажется…

А вот и мамочка. Я вижу ее лицо из-за каких-то вещей. Она не моргает, не двигается. Я зову ее громко и ясно, но она так и лежит.

– Мамочка, – говорю я.

Я не слышу собственных слов, но чувствую, как губы мои их произносят. И почему я вдруг вспомнил о мамочке? Почему сейчас, на яхте мертвого миллиардера, которая вот-вот взлетит в воздух? И почему я вообще думаю о мамочке, ведь я помню ее только в тот миг, когда она неподвижно лежит на полу и ни слова не говорит в ответ на мои крики.

Почему она даже не подмигнет? Почему не подаст знак, что услышала меня. Что все это розыгрыш, что скоро мы встанем и пойдем домой к Байни. Но мамочка ничего такого не делает, как будто ее нет, а без мамочки я совсем один, сижу в фу какой липкой луже, но сидеть не хочу. Не хочу. И на этом ковре не хочу сидеть. Не хочу ждать (фу как липко!), когда дверь откроется и придет Гарри, и поднимет меня с пола, и заберет с собой. А потом все начнется сначала, и снова будет безмозглый, бесполезный, беспомощный дурак Декстер и много-много-много крови…

Только не снова.

Я открыл глаза. Я по-прежнему сидел на мокром ковре. Я не хотел быть здесь, не хотел сидеть в глубокой липкой луже, когда где-то рядом тикает таймер. Вставай, вставай! Я должен встать, выбраться отсюда. Я не хочу ждать Гарри. Я встану и уйду самостоятельно. Сделаю все по-своему, по-другому, сделаю все правильно. В этот раз я буду лучше, осторожнее, только бы встать и уйти из этой холодной комнаты, пойти домой, где все хорошо, где тепло и светло… И я встал. И я стоял, покачиваясь, и все перед глазами вдруг прояснилось, и я задумался: сколько осталось времени? Через сколько рванет яхта? Наверное, очень скоро.

Нужно поторопиться. Только для дурачины Декстера это сегодня не вариант. Я попытался, но сумел сделать лишь медленный шаг. Я двинулся вдоль комнаты и поплелся к дверям, цепляясь за стены, зеркала, мебель и слыша настойчивое тиканье таймера в своей голове. Наконец я коснулся дверной ручки – жесткой и неподатливой. И вдруг каким-то образом я сумел повернуть ее своими занемевшими пальцами, открыл дверь и почувствовал холодный ветер на лице, такой сильный и порывистый, что меня чуть не сбило с ног. Я схватился обеими руками за стены и вышел на палубу, повернул налево, ухватился за перила. Потом свесился с них и понял, что пошел не в ту сторону – повернул влево, вместо того чтобы идти прямо, к своей лодке. Но там будет не за что держаться, а без опоры я не устою. Поэтому я повернулся и поискал взглядом свою лодку и Дебору, но не заметил ни ту, ни другую. И я попытался оглядеться, но голова запрокидывается и взгляд упирается в бесконечно черную ночь. Мрак приходит и уходит, но он будет вечно… Хотя нет, ночь над головой не бесконечно черная. Прямо у меня над головой сияет нечто светлое. Вот он, последний друг Декстера, последний член семьи, последнее знакомое и милое лицо. Старушка Луна следит за мной и напевает мне свою серебряную песнь, полную темной услады. Саундтрек жизни Декстера – прекрасная симфония теней, которая преследует меня каждую ночь.

Но сегодня старушка Луна светит на меня своими нетерпеливыми лучами, как не светила никогда, убаюкивает, пока в плоть мою вонзается неумолимый нож. Песнь ее сегодня звучит по-другому. Другие ноты, другой припев. И новая улыбка – едва заметная, многозначительная.

Сегодня Луна совсем близко – ближе, чем когда-либо. Намного ближе. Вот она затягивает новый припев, но не подбадривает, как раньше, а сладко и мелодично зовет к себе: «Пойдем домой, дорогой Декстер! Пойдем домой…»

Но прекрасную серебряную песнь прерывает громкий вой – стальной рев, разрушающий ритм и сладость радушной песни. Он такой громкий, что даже я его отчетливо слышу. И вдруг узнаю: это гудок. Гудок моей лодки. И тут я радостно понимаю, что это значит: меня зовет Дебора – зовет прочь от серебристого мрака и хочет отвезти в другой мой дом…