Генри Олди - Клинки Ойкумены

– Новое искусство? Чем ему старое-то не понравилось?

– Не знаю. Пишут: последователь старой школы…

– Что-то еще?

– Картинки. Тексты сочинений. Комментарии специалистов.

– Семья?

– Был трижды женат.

– Дети?

– Данные отсутствуют.

– Теперь помолчи. Мне надо подумать.

Крисп пожал плечами. Жест означал: «Ну, думай!» Раньше Крисп полагал, что думать – прерогатива аналитика. Он раньше много чего полагал. Например, что в гостиничных номерах, которые они с Эрлией снимали на Хиззаце, а позже – на Китте, стоят «жучки» с микрокамерами. Если нас пишут, мы должны вести себя адекватно легенде, то есть как любовники. Приятный фон опасных будней оперативника. Увы, обер-манипулярий Ульпия плевать хотела на легенду, а может, точно знала, что никто их не пишет.

Махнув рукой на риск схлопотать затрещину, он в открытую следил за Эрлией, завершающей макияж. Великий Космос! Это было чудо, и Крисп Вибий был свидетелем его! Секс-бомба, способная искусить аскета, прямо на глазах превращалась в женщину, безусловно, привлекательную, но скромную и строгих нравов. Волосы гладко зачесаны назад и собраны в узел на затылке. В лице брезжит что-то материнское: хочется обнять и плакать. Крисп, и тот ощутил, как гаснет похоть; верней, не гаснет, перерастая в новое, ранее неизвестное молодому унтер-центуриону чувство. С такими чувствами женятся, делятся сокровенным, живут душа в душу и умирают в один день, а не кувыркаются в постели ночь напролет.

Вот же, подумал Крисп. Надо же.

Вчера, прогуливаясь в горах, Эрлия сказала ему, что подготовительная стадия контактов с объектом завершена. Этот этап составили три личные встречи, во время которых Эрлия представилась Диего Пералю документалисткой, выполняющей заказ академии фехтования Октуберана. Готовилось коллекционное издание сборника трактатов великих маэстро Ойкумены, и в числе прочих – Леона Дильгоа. К изданию прилагалось обширное послесловие из шести глав, по главе на каждого маэстро. Пользуясь случаем, акула пера Эрлия Ульпия страстно желала получить из уст ученика дона Леона – любимого ученика! Не скромничайте, дон Диего… – эксклюзивную информацию, окрашенную личным отношением к наставнику. Воспоминания, подробности, рассказ о годах учебы. Оплата гарантируется, но дело, сами понимаете, не в презренных деньгах, а в памяти об учителе, и ваш долг, дон Диего, ваш святой долг…

На третий раз объект согласился.

– Гуляй поблизости, – велела Эрлия, отрывая взгляд от зеркала. – Так, чтобы мы тебя не видели. Кодовый сигнал я сброшу тебе на коммуникатор. Как получишь, врывайся. Ты в курсе, что должен устроить?

– Что? – глупо моргая, спросил Крисп.

Он не был в курсе.

– Сцену ревности.

– Ревности?

– Да. Только не переигрывай. И не лезь на рожон. Иначе он тебя зарежет. Знаешь, какой у него рожон?

Крисп хотел сострить, но передумал.

Герцог:

Я оплатил твой университет?

Федерико:

Людей щедрее вас не видел свет!

Герцог:

Я взял твою дорогу на себя?

Федерико:

Живу с любовью к вам, умру любя!

Герцог:

Стипендия? Кто платит, как не я?

Федерико:

Вы мне отец! Поет душа моя!

Герцог:

Страховки? Медицина? Частный дом?

Федерико:

Благодарю, мой благородный дон!

Герцог:

Гостиница, одежда, ресторан,Музеи всех планет и разных стран,Загадочные, дивные миры –Кто Ойкумену для тебя открыл?

Федерико:

Мой герцог! Покровитель малых сих!Таким не восхитится только псих!

Герцог:

Взамен прошу безделицы: не мсти!Маркиз подлец? Прости его! Прости!Иначе даже я и весь мой родНе защитим тебя. Талант умрет,А будет ли второй такой – бог весть…Ты понял ли?

Федерико:

Я понял. Ваша честь,Честь герцогского рода и семьи,Честь за́мка и наследственной земли –Продайте мне ее за сто монет!

Герцог:

Ты что, безумен?

Федерико:

Ну, продайте!

Герцог:

Нет!

Федерико:

Не вам своею честью торговать,Так и не мне свою вам продавать!Я нищ? Я бит? О, это не сюрприз!Но и комар кусается, мой принц!

Глава одиннадцатая

Все дары мира

– Что он умел лучше всего?

– Обижать.

– Ваш учитель? Дон Леон?

– Да.

– Странно. Я ожидала услышать что-то другое. Выпады, стойки. Защиты. Уколы. Специальные термины. Но обижать? Объяснитесь, прошу вас.

– Это будет трудно, госпожа Ульпия.

– Эрлия. Просто Эрлия.

– Хорошо, донна Эрлия.

– Тогда уж донья Эрлия. Я не замужем.

– Повторюсь, донья Эрлия: лучше всего маэстро Дильгоа умел обижать. Я имею в виду – обижать нас, учеников. С посторонними людьми он вел себя безукоризненно. Многие пытались перенять его манеры, и я в том числе – тщетно. Таким надо родиться…

Веранда была просторной и светлой. Здесь чудесно размещался стол, троица плетеных кресел и еще один столик – круглый, маленький, с широкой вазой. Дважды в день слуги меняли фрукты в вазе на свежие. Еще они приносили новую прохладную бутылку вина и забирали старую, даже если бутыль оставалась целомудренно запечатанной, как девственница. Диего так и не сумел привыкнуть к комфорту, удобствам, к личным апартаментам. Простор заставлял нервничать, молчаливая забота слуг тревожила. Когда же маэстро объяснили, что для смены полотенец их надо без лишних церемоний швырять на мокрый пол в ванной… За номер, размещенный на южной стороне первого этажа, с видом на горы, платил спонсор команды. Все попытки уговорить мар Дахана перевести скромного Диего Пераля в номер попроще – желательно, общий, с двумя-тремя соседями – провалились. В гостинице, как выяснилось, гостям не предлагали общих номеров – только персональные.

Это ад, вздохнул Диего. Все дары мира – мертвецу.

– Вернемся к обидам, дон Диего. Я надеюсь, вы уточните вашу мысль?

– В объяснениях, а также в демонстрациях, маэстро предпочитал точность и краткость. Но случается, что ученик забредает в тупик. Повтор за повтором, и ничего не выходит. Если это длилось в течение разумного срока, дон Леон старался не подходить к такому ученику. Давал время разобраться самостоятельно. Если дело затягивалось… В один малопрекрасный день, проходя мимо, он бросал два-три слова, и ты понимал, что уж лучше бы он проткнул тебя рапирой насквозь. Вы даже не представляете, донья Эрлия, как это было обидно! Не оскорбительно, нет – обидно, и некого винить, кроме себя самого.