Михаил Ишков - Заповедник архонтов

— Голография!.. — выдохнул я.

— Что за голография? Кого ты обложил? — поинтересовался Хваат.

В следующий момент проводник без следа растаял в воздухе, а в телепатическом эфире вдруг зазвучала заунывная, на басах мелодия. Давненько я не слышал музыки, соскучился по родным благозвучным аккордам, но эта нудная песня ничего, кроме омерзительного озноба, у меня не вызвала.

— Немедленно назад!

— Зачем? — заявил один их матросов. — Здесь хорошо, прохладно. Айда в ту сторону, — он указал вглубь станции. — Там нас ждет отец.

Другой матрос уже был готов последовать за ним. Лицо Хваата перекосило от боли и изумления. Я мгновенно включил генератор помех, поставил завесу.

Матросы опомнились, отдали капитану пионерский салют.

— Немедленно назад! — закричал я.

Первую дверь мы успели проскочить до того, как она перекрыла проход. У второй пришлось пустить в дело бластеры. Поставили регуляторы на самую высокую температуру и принялись вырезать в плите отверстие. Работа двигалась медленно, между тем зудящий вибрирующий мотив начал усиливаться, глушитель в левой ноге уже с трудом справлялся с подаваемым сигналом. Кто мог сказать, каков предел мощности сверхчувственного излучателя фламатера?

Наконец верхняя половина плиты рухнула внутрь шлюза. Мы по очереди пролезли в отверстие, добрались до входной камеры в челнок, представлявший из себя тупоносый плоскобрюхий аппарат с короткими крыльями и хвостовым оперением. Уже в челноке я, отозвав Огуста на склад, сообщил.

— Плохо дело, начальник. Он пустил в ход древний зов, с помощью которого вас, хордов, держали под контролем. Так что бластерами здесь ничего не добьешься. Нам остается только молиться.

Огуст недоверчиво глянул на меня. Я крепко изо всех сил почесал ему грудь, потер виски. Взгляд его смягчился.

— Да-да, взывать к ковчегу, — настоятельно добавил я. — Нерукотворному… Для этого все поселяне должны взяться за руки и составить три круга, в каждом по восемь участников. В центральном хороводе сестры и самые молодые члены команды, во втором кольце самые великовозрастные, в том числе и апостолы. Наружный круг образуют самые крепкие и сильные хорды. Ты займешь место в третьем кольце. Иуду посадите в центр… Ах, Третий столп, Третий столп, — я невольно, с горечью почесался, — что же вы наделали с добрым поселянином! Ведь он же прекрасно работал в фокусе метаконцерта. Ладно, апостолы научат, как молиться, какие слова произносить. Запевалой будет Дуэрни — у нее голосок потоньше, пронзительней. Левий Матвей будет сверять по записям, какие слова и в каком порядке произносить. Пока все… Все эти распоряжения сделаешь, когда я уйду…

— Куда?

Я махнул рукой в сторону шлюза.

— Пока броневая плита не затянулась, — пояснил я и после короткой паузы веско добавил. — Тренируйтесь в молитвах до изнеможения, сколько хватит сил. Пока люди не начнут падать от усталости. Нельзя тратить ни единого мгновения, чтобы вспоминать слова. Они должны литься свободно, в них надо душу вкладывать. Вот за этим тебе следует проследить, начальник.

Пока я не вернусь, никто не должен выходить из челнока… Конечно, неплохо бы его заизолировать, но как и чем? Запомни главное, как только услышите зов, сразу вставайте в круг и молитесь, молитесь! Услышите голос, называющий себя отцовским, прокляните его. Это голос Черного гарцука, это он кличет в ночи. От его призывов защита только вера и мольба.

Теперь, начальник, позволь, я испытаю тебя. Я должен знать, чего ты стоишь, ведь на корабле ты присматривался ко мне, составил мнение. Вот и я должен быть уверенным, что ты — Третий столп не только по рождению, не только по набору генетических программ, но и по своим личным качествам. Ты утверждал, что я послан врагами. Ты полагаешь, что любой поселянин, уверовавший в Творцов, в мироздание, полное чудес, называемое объективной реальностью, не способен остаться самим собой, что он обязательно станет исполнителем чуждой Хорду воли. Поглядим, сумеешь ли ты совладать с присутствием чужого в твоей душе? Я постараюсь усыпить тебя, ты же обороняйся, как сможешь.

Не спорь!!

Смотреть в глаза.

Теперь переведи взгляд на кончик моего указательного пальца.

Я поднял правую руку, зафиксировал крючковатый ноготок и сказал.

— Я начну счет и на цифре «двадцать три» ты заснешь. Если у тебя хватит сил, попробуй отвернуться и не глядеть на мой палец. Ну же!

Огуст испытал сильнейшую душевную муку. Видно было, как напряглись мускулы на руках. Его красивое, соколиное лицо налилось заметной синевой, губы подрагивали. Он несколько раз попытался отвести взгляд в сторону, однако мой палец словно приворожил его.

— Раз, два, три… Четыре… пять… Одиннадцать, двенадцать…

Огуст отчаянно боролся со сном — это было тяжкое, невидимое постороннему глазу сражение. Он интуитивно учуял, в чем состоял мой замысел — в подавлении его воли. Это изначальное, звериное чутье присуще всем высшим, предназначенным к власти. Он держался изо всех сил, но разве мог какой-то губошлеп противостоять технике внушения, которой обучал меня сам попечитель, тем волнам, которые истекали из волшебного пояса…

— Двадцать два… Двадцать три. Спи!..

Огуст потерял сознание и, бездыханный, сполз на пол. Это был неожиданный и замечательный результат. Подобный исход испытания доставил мне откровенную радость. Их хорошо наладили, предков Огуста, у них была здоровая психика. Кем они были в иерархии архонтов? Телохранителями? Гладиаторами или командирами не созданной еще армии воинов-биокопий, которую повелители собирались бросить в бой против ортодоксальных ди? Не знаю, но Огуст сумел до конца противостоять внушению. Это означало, что Третий столп способен справиться и с зовом фламатера. Он скорее лишит себя дыхания, чем сдастся и позволит переработать себя на исходную плоть.

Я растолкал молодца, дал ему глотнуть оживляющего травяного настоя.

— Молодец, Огуст, на тебя можно положиться. Запомни, теперь только от тебя, от твоей выдержки, способности остаться самим собой, зависит, сумеем ли мы устоять, поможет ли нам нерукотворный ковчег. Достойны ли мы его милости. Для этого необходимо, чтобы ты поверил мне и в точности выполнял все инструкции. Так надо, начальник, — отмел я его слабые возражения, — в этом спасение, а не в бластерах, не в койсах и прочих повелителях. Ты всю жизнь готовился сражаться, но это иная война. Здесь пытаются завладеть волей, охотятся за душами — тогда и плоть достанется победителю. До встречи.

— Иди, — слабо откликнулся Третий столп и, желая доброго пути, почесал мне на прощание тыльную сторону ладони.