Sib - Пилот

– Бачьями ил куло, кулонэ! Чуччями иль каццо, лэккакацци. Трабайдор, мля, нашёлся! (Ещё более грубая брань на испанском языке: Поцелуй меня в задницу, толстожопый! Отсоси у меня, х-сос! Труженик, мля, нашолся!).

Катя густо покраснела на мой несдержанный спич, хихикнула в кулачёк, от комментариев с трудом, но воздержалась. Зато на воспитуемого моё заявление произвело самое непосредственное воздействие. Вернулся организм в реальность, как миленький!

– Аааа!! – взревел организм и, видимо наглядевшись на бычьи ухватки, а то и впитав их с молоком матери, устремился в атаку, надув кулаки до нереального объёма, пуская струи пара из ноздрей, всхрапывая и сверкая алыми очами. Мне отчего-то сразу анекдот про солдатскую смекалку вспомнился. Ну, тот, где рота вражеских автоматчиков окружила высоту, обороняемую рядовым Петровым: "Тут-то мне и пи… треньдец!" – смекнул рядовой Петров"

– Бе!! – догадался ответить я ему, и подумал, что со мной сейчас поступят, точно как с давешним тореадором. Затопчут копытами, подденут на роги и выкинут в компостную ямку. На последующее перепревание с целью получения плодородного перегноя. Одним лишь чудом и, видимо, личными хлопотами заступницы нашей Богоматери, удалось мне убраться с траектории движения этого бизонообразного человека. Только ногу я убрать не успел, об которую и довелось ему запнуться. Что позволило мне огреть означенного "торро" кулаком вдогон по затылку. После чего экземплярчик немного покалечил дверь, вышибив буйной головушкой и оную дверь, запертую на защёлку, и саму защёлку. Вместе с замком и дверною ручкою. От чего пришёл организм в полное изумление и сомлел, впав в совершенную бессознательность. Готовенький. Перезагрузка операционной системы.

Столь энергичное явление диспетчера народу незамеченным не осталось. Окружили мореходы свежеприготовленное тело, волнуются. Жестикулируют. Обсуждают перспективы выживания тела. Мне как-то зябко сделалось. А ну, как я его… того?

– Кать! А я его… не того!? – потом виновато пожал плечами – а куда было деваться? Быкует диспетчер!

Катя у меня всё ж хоть и бывший, но медицинский работник. Поди живого человека от жмурика свеженького отличить сумеет. Катя подошла, пульс на теле обнаружила и велела для начала водичкой его обработать, путём сбрызгивания, а сама в аэроплан за аптечкой устремилась.

Пришлось побрызгать водичкой и остудить немного разгорячённый гневом процессор. О! Тело глазками захлопало! Живёхонькое, значить! Теперь немного морали:

– Не кажется ли вам, благородный дон, что кабальеро в присутствие дам, должны быть более сдержаны в проявлении эмоций?

– О! Диос! Извините сеньор! Прошу прощения сеньора! Я так увлёкся, что совершенно ничего не соображал. Миллион извинений, сеньор!

Этот лепет мне уже вернувшаяся Катя перевела. Какой культурный дон оказался. А так сразу, и не подумаешь!

– Керосин, кабальеро! Мне нужно заправить самолёт керосином! – и совершенно по инерции добавил, почему-то по-немецки – Ду гейст мир ауф дэн зак! (Ты меня задолбал!).

По-немецки он тоже всё понял. Покраснел, как мулета, и дематериализовался. Через минуту заправщик уже стоял перед "Караваном", а дон "Педро" торчал на стремянке и держался за заправочный "пистолет".

Вот, а вы говорите – гуманизьм! Добрым словом и пистолетом… За полчаса все мои проблемы были решены и все положенные суммы уплачены. Надул я под крылом матрасик полутораспальный, накинул сетку антимоскитную, ибо жужжали сволочи, завёл на мобильнике будильничек на 29:40, накрылся той сеткой с головой и по-детски доверчиво отдался Морфею. Только сандалики и снял.

Разбудил нас Монморанси. Он, в отличие от меня, будильник услыхал и принялся нас с Катюхой обнажать, стягивая полог. Ловко увернувшись от моего пинка, ухватил нежно зубами большой палец и, слегка играя челюстями, принялся его пережевывать. Я замер:

– Ой, встаю! Уже встаю! Отпусти пальчик, негодник! Щекотно ж, зараза ты сильнопятнистая! Отпусти, кому сказал!

– Рррр!

– Порычи мне еще, Навуходоносор. Самая тебе пора пришла поступить на тримингацию. Вот доберусь до тебя, как гуся ощиплю!

– А не фиг тут валяться. Вставать пора! Лететь пора!

– Так я и встаю. Но ты ж меня подвижности лишаешь. Лучше бы сбегал да мне кофейку сварил. Надо же принять ваааннууу… выпить, наконец, кооофеее!

– Еще и ботинки тебе почистить заодно? Не фокстерьерское это дело – кофе варить. Я и так этих… твоих, которые рыбой насквозь пропахли, запарился отгонять. Особенно самый мелкий у них настырный! Лезет и лезет. "Пора лететь – пора лететь!". Можно, я его укушу?

– Сейчас, милый, я сварю кофе… – пробормотала сквозь сон Катерина и перевернулась на другой бок.

– Нельзя! Он наш пассажир.

– Ну, нельзя, так нельзя. Тогда я еще немножко посплю, – отозвалась Катя. – Милый, вели Морсу не рычать!

– Блииин! С кем поведешься, с тем и наберешься! Теперь и она туда же – Морсом обзывает! Слова не рыкни! Я мать…перемать… Монморанси! Не Морс! Сами вы все тут морсы прокисшие! Уйду я от вас. Вот! В самолет спрячусь. А вас пусть этот рыбо-тухло-ловщик вонючий, со товарищи своими вонючими, от хищников диких стережет. Умываю лапы!

И ускакал в темноту.

Ну, привет… А мой кофе? Зевнул я с риском для челюсти, глянул на мобилку – и правда, вставать пора. Плавненько с надувастика соскользнул, сунул ноги в плетенки, Катю осторожненько на ручки взял и на рабочее место мягонько водрузил. Пусть еще немножко поспит, страстотерпица моя. Сдул матрас, закинул его в хвост. В кого-то попал. Потом сбегал в техничку, морду лица сполоснул и побрился. На автомат кофейный посмотрел, сразу мне что-то кофе пить расхотелось. Пассажирам своим, которые тоже дремали, кто где приловчился, велел знаками места занимать. Но чтоб без шуму и пыли. Чтоб мне – на цыпочках!

Сам тоже забрался в салон и первым делом отселил сэра капитана на самозаднепоследнее кресло, аргументируя сие действо необходимостью улучшения центровки самолета. А на его место, точнее, на Монморансиков надувастик промеж пилотскими креслами, выбрал и усадил самого из всех молчаливого. О'Нила. Он за все время нашего знакомства единственный, кто совсем ни одного слова не сказал. Уважаю молчунов. Сам такой! Обнаружил в хвостовом отсеке спящего под матрасом Морса, да там и оставил. Вылез наружу, закрыл дверку. Ну все, все на месте. Пора и мне в свою чашку лезть.

Когда, раскручивая турбину, запел стартер, Катя пробормотала: " Уже летим?", поерзала, устраиваясь половчее, и снова мирно засопела. Все же есть в семейственности экипажа свои недостатки. Но и свои прелести тоже есть.