Андрей Курков - Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2)

Добрынин заметил, как возникла в этот момент суета. Несколько женщин в респираторах подбежали к пресс-резаку, каждая взяла по готовой форме, и они снова исчезли из виду в тальковом тумане, но доносились из этого тумана различные трудовые звуки и просто слова разговоров.

Во рту Добрынина вкус резины стал настолько резким, что он не выдержал и сплюнул под ноги на деревянный пол.

Женщина понимающе посмотрела на него.

- Я сейчас на минутку вентилятор включу, - сказала она и отошла.

В цеху все задрожало, загудело, и Добрынин испуганно глянул по сторонам, надеясь увидеть Софронтова, но кадровика не было видно, как, впрочем, и самого цеха из-за этого тумана видно не было. Но тут народный контролер ощутил рядом сильное движение воздуха, словно ветер ворвался в помещение. Туман стал рваться, крошиться и в конце концов ушел.

Добрынин видел, как дежурная отошла от рубильника, висевшего на стене рядом с дверью в цех. Теперь видимость была полнейшая.

Контролер оглянулся на разматыватель, потом, задрав голову, осмотрел пресс-резак и принялся рассматривать работниц.

Работницы тем временем стояли словно в очереди, каждая держала в руках одну двойную форму. Выстроились они перед небольшого размера станком.

- Пойдемте, товарищ контролер, - повела Добрынина женщина к этой трудовой очереди. - Это пресс-штамп. Сюда кладется вырезанная форма. Глаша, ты положила, да?

- Да, - тоненьким голосом, оттянув респиратор, ответила Глаша.

- И вот теперь нажимаем вот эту красную кнопку, -- она нажала, и сверху рухнул пресс небольшого размера и тут же пополз обратно вверх.

Дежурная аккуратно палочками взяла двойную форму, и в этот момент Добрынин увидел, что перед ним был уже не просто кусок резины непонятной формы, а перед ним был красноармеец в зеленой шинели и буденовке, с розовым лицом и синими глазами, сжимавший в руке коричневую винтовку.

- И вот теперь последняя фаза, - дежурная с плоским резиновым красноармейцем в руках направилась к длинному узкому столу в конец цеха.

Добрынин заспешил следом.

На этом столе лежали припорошенные тальком листы фанеры. Рядом с каждым листом аккуратно лежали клизмы, ножницы и ножи с короткими острыми лезвиями и круглыми деревянными ручками.

Дежурная опустила резинового красноармейца на фанеру, взяла в руки клизму, отошла к ведру, стоявшему на керогазе.

- Здесь у нас резиновый клей, - объяснила она Добрынину, оглянувшись.

Вернулась к столу, перебрасывая клизму из одной руки в другую - видно, была клизма очень горячей. Надела толстые рукавицы и, уже спокойно взяв клизму, стала проводить ею "резиновую" линию по краям фигуры. Закончив, повернулась к Добрынину.

- Ну вот, после этого клей подсыхает минут пять, и потом мы производим дополнительную вдувку талька.

Добрынин отвлекся от производственного процесса, хотя все увиденное было ему чрезвычайно интересно и внушало огромную уверенность в будущем и гордость. Задумался он теперь о проколотых глазах и понял, что проколоть их можно было только после того, как фигура вышла из пресс-штампа, то есть после того, как на резине появлялись глаза. А это значило, что искать надо было именно среди тех работниц, которые работают на этом станке или же проклеивают фигуры на длинном столе.

- Товарищ контролер, - прозвучал рядом приятный голос дежурной по цеху. Посмотрите! Добрынин обернулся.

Женщина держала в руках уже проклеенного красноармейца.

- Вот здесь, - она показала на кончик ружейного дула, - остается отверстие для надувания. Пробочки делают в другом цеху, они здесь в коробке. И вот, когда клей просох, мы берем готовое изделие, подставляем его отверстием к этому дышлу...

Дежурная нанизала фигуру на тоненькую трубочку, прикрученную плашмя к краю стола. Потом нажала ногой на педаль под столом, и красноармеец мгновенно взбух, надувшись.

Добрынин от неожиданности сделал шаг назад.

- Там, под столом, - говорила женщина, - дозатор талька, смеситель и углерод под давлением. И теперь изделие готово.

Уже на выходе из цеха Добрынин остановился на секунду, пристально осмотрел занятых работой женщин и, кивнув сам себе в ответ на какую-то мысль, вышел.

Этим же вечером, когда рабочие ушли, Добрынин и Софронтов решили внимательно осмотреть цех. В цеху было довольно чисто, и воздух был прозрачным, что удивило Добрынина.

Внимательно осмотрев все углы и поверхности цеха, Добрынин и Софронтов тем не менее ничего подозрительного не нашли.

Вернулись в отдел кадров. Заварили чаю и задумались.

- Во всяком случае, ты прав в том, что те, кто работают на разматывателе и пресс-резаке, прокалывать не могли, - сказал кадровик. - Давай их сразу вычеркнем из списка.

И, вытащив список из стола, Софронтов пробежал глазами фамилии и, взяв карандаш, стал вычеркивать, называя фамилии, с которых было снято подозрение:

- Солодова... Кормухина... Володина... Кошкина... Белопольская... Шехерева и... Щербак... да и вот Липкина тоже... Остается двадцать... Учитывая характеристики и личные дела, я думаю, надо проверить первым делом Кузнецову, Матросову и Морозову... видишь, они из верующих семей, хоть и комсомолки.

Пока пили чай, народного контролера пронзила мысль.

- Слушай, - сказал он, опустив только что поднятую кружку обратно на стол. - А давай этих работниц по четыре до обеда и по четыре после обеда командируем в другие цеха...

Софронтов прищурил глаза и непонимающе пожал плечами.

- Зачем? - спросил он.

- Ваплахов будет проверять качество, и если в какой-то день до или после обеда у всех красноармейцев будут целые глаза, значит вредительница была в этой четверке, которая была в это время в другом цеху.

- Ну ты хитрец! - одобрительно сказал Софронтов. - А такой простой с виду! Только надо директору сказать. Они позвонили директору, но его в кабинете не было.

- Слушай, а может, майору позвоним? - предложил Добрынин.

Майор Соколов был у себя. План ему очень понравился, и он попросил к утру сделать для него копию списка подозреваемых.

Вернувшись к себе в общежитие, Добрынин проинструктировал сонного урку-емца насчет следующих нескольких дней.

Спал он ночью крепко и хорошо, в отличие от Ваплахова, отработавшего смену за двоих и даже во сне отхаркивавшего вкус резины изо рта. Однако это не помогало, и он ворочался с боку на бок, то просыпаясь, то впадая в неустойчивую дрему, которая всякий раз заканчивалась приступом тошноты.

Утром приказом директора фабрики первую по списку четверку командировали в цех надувных шариков.

Томительное ожидание овладело Добрыниным, и хоть понимал он, что мог бы сейчас пойти в комнату контроля и, помогая Ваплахову, ждать там, но что-то держало его, не выпуская из отдела кадров, ставшего на несколько дней штабом расследования.