Сергей Андреев - Особый контроль (сборник)

Богданов замолчал, молчали и все остальные.

— Вы можете спросить: почему же маунты не напали на нашу группу, когда мы только-только приземлились? Ответ прост: мы не излучали в диапазоне страха и зла! И не излучаем до сих пор, поэтому и на базу прекратились нападения, несмотря на выключенную защиту. А чувство, или, если хотите, инстинкт, заставивший маунтов обратить внимание на человека, не что иное, как любопытство! Да-да, любопытство! А вы с первого своего шага приняли его за проявление агрессивности, палите из всех стволов по существам, которые по интеллекту в родстве с нашими дельфинами.

“Чепуха!” — говорил взгляд Моммы, но вслух он этого не сказал.

— Ловко! — кряхтя, снова вмешался Крут Зотов. — Ловко вы подвели платформу под идеи Дария! Однако позволю себе усомниться в некоторых ваших выводах. Очень уж быстро у вас получается: пришел, увидел, победил! Фактического-то материала у вас почти нет? Я имею в виду обработанного материала, а не тех фантазий, которыми снабдили вас наши мальчики. А такие утверждения, что начальник…

— Не надо, Крут, — поморщился Момма, и Зотов сразу замолчал.

— Я думаю, вы поняли, — тихо сказал Богданов. — Действительно, фактов у нас мало, но поэтому-то и надо все проверить, а не переть вперед а ля йови. Правда, я не сказал о главном доказательстве, — он помедлил. — Судя по ситуации на Триасе, “зеркала”, к которым вы поразительно равнодушны, появляются именно в тех местах, где человек вольно или невольно начинает вести себя… не как человек, где он переступает грань дозволенного, четко определенную нормами экоэтики. Вдумайтесь в это слов: экоэтика! Глобальная ответственность человека за все, что живет! А вы — плазменные пушки, “универсалы”… лазеры!

В кают-компании разлилось тяжелое молчание, прерываемое тонкими писками пульта возле незрячей стены виома.

— Маунты! — доложил вдруг кто-то из дежурных наблюдателей. — Три с юго-востока.

Момма сделал шаг к пульту, но посмотрел на Богданова и остановился.

— Включать защиту? — обернулся от пульта Владриг. Богданов молчал.

— Нет, — поколебавшись, сказал начальник экспедиции. — Будьте наготове, если они полезут за черту безопасности.

— Мы завтра уходим, — сказал Богданов, подзывая Томаха. — Слава, твое мнение?

Остальные поняли, что разговор вошел в русло конфиденциальности, задвигались, заговорили о своем, разбившись на группки.

— Мое мнение — отстранить Исиро Момму от руководства экспедицией, — жестко сказал Станислав. — За несоблюдение второго параграфа должностной инструкции о руководстве экспедиционными отрядами Даль-разведки, а также за игнорирование норм экоэтики в планетарном масштабе.

Богданов пристально наблюдал за Моммой. Тот раздул ноздри, губы его сжались, словно перекусывая готовые вырваться слова.

— Согласен, — сказал наконец Никита. — Однако отстранять от руководства экспедицией я вас не буду. Пока. Только теперь все требования Дария будут выполняться так же, как и ваши собственные, а сам он должен находиться здесь. Согласны?

— А что мне остается? — сердито сказал Момма. Он не был способен признаваться в поражении, и хотя требовательность его была однобока и граничила с жестокостью, руководить он умел. Что ж, подумал Томах, не верится, что столь прямолинейный в стремлении доверять только своему опыту, считать свое мнение единственно верным человек вдруг “исправится”, но, может быть, он хотя бы способен идти на компромиссы?

Мы достаточно легко проникаем в космос, думал Филипп, технически просто. Вот только решить, как вести себя там, далеко от Земли, в глубинах пространства, непросто. Вернее, решить-то, наверное, легко, а претворять решения в жизнь…

— Так что же такое ваши “зеркальные перевертыши”? — осторожно спросил Момма у Богданова, когда все разошлись на отдых и кают-компания опустела.

— Видеопередатчики с палиндром-эффектом, — ответил тот, глядя на багровое зарево заката, расчерченное в косую линейку стрелами облаков. — Кто-то через них наблюдает за нами. А может быть, “зеркала” просто нечто вроде указательных знаков: “Осторожно! По газонам ходить воспрещается!” Или так: “Капризным детям вход воспрещен!”

Момма хмыкнул.

— Не слишком ли вы упрощаете? К чему тогда им палиндром-эффекты? Задержка предметов во времени и выдача в повернутом положении? Мне кажется, причина появления “зеркал” намного сложней, чем вам представляется.

— Это нас и тревожит.

Из черной стены леса бесшумно выпрыгнула нелепая масса маунта, и впервые за месяцы пребывания экспедиции на поверхности Триаса в кают-компании не прозвучал сигнал тревоги.

Утром следующего дня, начавшегося угрюмым серым туманом, Богданов первым рейсом отправил на спейсер ненужную больше технику, затем группу экспертов во главе с Бруно; третьим рейсом отправлялись последние десантники: Богданов, Томах и Филипп, мрачно-неудовлетворенный тем, что его помощь никому не понадобилась.

Ни один из “зеркальных перевертышей” захватить с собой не удалось: наутро их просто не стало — свое дело они сделали.

Провожал десантников Владриг, смущенный непривычностью ситуации и неумением прощаться.

— Извините, коли что не так… Ребята передают вам привет и пожелание чистого пространства.

— Спасибо, взаимно, — поблагодарил Богданов, пожимая ему руку. — Только не выставляйте напоказ свое бесстрашие при встрече с маунтами. Не всегда ведь животные поступают так, как нам хочется, осторожность в контактах подобного рода не помешает.

Десантники помахали руками работающим на космодроме инженерам экспедиции и скрылись в когге.

— Ну и тип этот Исиро Момма! — проговорил Филипп, когда они расселись в рубке.

— Полегче, полегче, — вполголоса заметил Богданов. — Все же он вдвое старше любого из нас. Любить его необязательно, но то, что он опытен и решителен, — заметно.

— Его же боятся. Откуда взяться уважению и любви?

— А что? Мне он нравится, — заявил Томах, вызвав беглую улыбку на губах Никиты. — Серьезный, знающий, целеустремленный, немного жестковат, правда, в отношениях с подчиненными…

— Грубоват, а не жестковат, — возразил Филипп.

— В меру, в меру, дружок, кто их нас не бывает груб в иные моменты? Плохо, конечно, когда эта черта превращается в норму поведения, но, по-моему, Момма просто уверен в непогрешимости, правильности и логичности своих поступков.

— Чересчур уверен, на грани культа. — Богданов сам сел в кресло пилота. — Однако, думаю, наше решение заставит его пересмотреть шкалу личных ценностных ориентации.