Михаил Кликин - Личный враг Бога

– Мертв! – подтвердил Уот. Он поднял копье убитого, внимательно осмотрел его, протянул человеку. – Я знал, что ты справишься. Теперь это оружие принадлежит тебе.

– Надолго ли? – Глеб невесело скривил рот, взял оружие, примерил, покачал в ладони. Он уже мог отличить хорошее копье от плохого. Это было лучшим из всех, что ему когда-либо приходилось держать в руках. – Я ведь убил твоего сородича. Мне нельзя возвращаться в деревню.

– Наоборот. Ты сделал Аута бессмертным, и все будут благодарны тебе. Ведь его дух после сожжения станет частицей Солнца. И Солнце породнится с нами.

Глеб на мгновение задумался.

– Ты действительно в это веришь?

– Верю? – переспросил Уот и улыбнулся бестолковости Двуживущего. – Видишь это дерево? Ты веришь в него? Как можно верить или не верить в то, что существует?

– Но ведь этого дерева нет, – сказал Глеб, забыв вдруг, что разговаривает сейчас с тем, кого также не существут в действительности.

– Как же? Ты видишь его? Слышишь? Можешь прикоснуться?

– Да. Но это… – Он задумался, стоит ли объяснять гоблину устройство Мира. Рассказывать о том, что все вокруг – лишь образы, созданные программой. Электронные импульсы в недрах сети, в схемах компьютера, в мозгу. Обман, подмена, иллюзия… Где найти слова?.. Он вздохнул, сделал неопределенный жест, сказал: – Это не настоящее дерево. Его не существует в действительности. Это… тень…

– Но и ты тоже тень, Двуживущий. Ты сам это недавно сказал. Значит, ты тоже не настоящий?

Глеб, пытаясь подыскать какие-то аргументы, опустил глаза, уперся взглядом в распростертое безжизненное тело Аута. Зачем я спорю? И с кем? С собой? С компьютером?

– Ладно, пойдем, – он махнул рукой.

– Подожди. Я еще не закончил свою Охоту.

– А разве моя… – Глеб хотел произнести слово «добыча», но не смог,—разве Аут… жертва… не одна на двоих?

Уотдико посмотрел на человека. Возмущенно фыркнув, спросил:

– Неужели ты думаешь, что гоблин может принести в жертву собрата?

– Ну… – Глеб почувствовал себя круглым дураком и в который уже раз понял, что ему никогда не постичь все странности этого зеленокожего народца.

Сделав два шага в сторону, Уот вонзил копье в ствол старой осины, пригвоздив к коре большую пеструю бабочку. Он снял ее с острия, показал Глебу, сказал:

– Ее я и принесу в жертву.

– Такую маленькую? А не боишься, что Солнце разозлится на тебя?

– Я не верю в глупые предрассудки.

Глеб крякнул и почесал затылок. Что там народ! Один-единственный гоблин и то был непостижим…

Солнце уже давно миновало зенит и скрылось за деревьями. Мягко светились кроны на самой крыше леса, высоко над головами товарищей. А внизу уже сгущались тени…

– Надо спешить, – сказал Уот. – Скоро зажгут костры.

– Успеем. – Глеб развернулся, готовый следовать в обратном направлении.

– Ты кое-что забыл, – произнес гоблин и показал свою бабочку.

– А, ну да! – спохватился Глеб, подошел к телу Аута. Внутренне содрогнувшись, взвалил труп на плечи. «Они же животные», —напомнил он себе. И, как ни странно, это подействовало – он успокоился.

– Идем! Надеюсь, Солнце будет нами довольно.

Срубы, сложенные из огромных бревен, пылали. От них исходил такой жар, что каждый, кто приближался к пламени для того, чтобы отправить к Солнцу свою жертву, был вынужден отворачивать лицо.

– Человек! Человек! – пронеслось по рядам гоблинов, когда Глеб и Уот ступили на поляну. Навстречу вышел шаман.

– Вы едва не опоздали.

– Мы спешили.

– Солнце вот-вот уйдет за край земли.

Глеб хотел спросить, как шаман может утверждать, что солнце сейчас сядет, если за деревьями уже давно не видно ни дневного светила, ни тем более самого горизонта. Но Уот не дал человеку рта раскрыть, сам заговорил с Мудрейшим:

– Двуживущий породнил нас с Солнцем. Аут теперь будет жить вечно. Он будет следить за нами и за нашими врагами. И помогать нам.

– Это Аут? Хороший выбор.

– Выбор Солнца.

– А что у тебя?

Уот протянул Мудрейшему ладонь. Мятые крылья со стертой пыльцой. Шаман вздрогнул.

– Я видел это уже. Сегодня. Синекожий Гоблин показал ее мне и сказал… сказал…

– Это мой дар Солнцу.

– Хорошо. – Мудрейший справился с собой, и голос его обрел обычную твердость. – Костры ждут. Идите.

Глеб передал свое – свое собственное! – копье Уоту, осторожно снял с плеча тело Аута, положил в траву. Тотчас рядом появились гоблины, знакомые и не очень, сгрудились кругом, забормотали что-то неразборчивое. Склоняясь к трупу, касались его ладонями, гладили. Стали понемногу оттеснять человека…

– Они просят защиты, – сказал шаман, заметив нерешительность Двуживущего. – Теперь Аут намного могущественней, чем я. Странно, правда? Мертвый стал могущественней живого… Торопись, Солнце скоро уйдет…

Глеб, не обращая внимания на тянущиеся отовсюду руки, поднял труп и шагнул в толпу гоблинов. Перед ним расступились.

Бушующее пламя жертвенного костра спекало кожу на лице, от жара затрещали волосы. Но Глеб сделал еще шаг и еще: ближе и ближе – уже почти в упор, уже задыхаясь, превозмогая нестерпи-мое пекло. Он знал, что все гоблины сейчас следят за ним. И он хотел им доказать, что… Что?.. Что человек может приблизиться к пламени, не отворачивая лица? Не боясь вспыхнуть живым факелом?

Глеб швырнул легкое, будто бы усохшее тело Аута в огонь. Кинул точно в пылающее жерло сложенного из бревен сруба. И торопливо отошел прочь, в прохладу и свежесть опускающегося на лес вечера.

Взметнулись в небо искры, словно рой потревоженных насекомых. Запахло горелым мясом. И через минуту потек вверх плотный черный дым.

До смерти уставший Глеб, не оглядываясь, уходил. Он спешил К своему шалашу, в свой дом, в свой маленький мирок. Сейчас он хотел только одного. Он хотел одиночества.

Первое убийство в этой жизни. Такое странное, ни на что не похожее. Вроде бы и не убийство вовсе…

Гоблины, задрав головы, смотрели на кроны деревьев, туда, где застревал и мешался с подступающей темнотой дым от жертвенных костров.

– Солнце приняло жертвы! – провозгласил Мудрейший.

Праздник Большой Охоты закончился.

Быстро летели дни.

Их нельзя было назвать однообразными, хотя в большинстве своем они и походили друг на друга. Но каждый день нес с собой что-то новое – какое-то новое знание, открытие, откровение, что-то о привычках гоблинов, какая-то необычная легенда, примета, поговорка. Все в новинку, все в радость. Должно быть, так маленькие дети открывают для себя мир. Каждую свою находку приветствуют ликующим криком, следят за ней широко открытыми глазами – за суетой муравьев на хвойной куче муравейника, за неровным танцем бабочек, за шевелением сердитой пчелы в сердце цветка… Сперва они видят только то, что находится под носом, на расстоянии протянутой руки. То, что можно схватить, сжать в пальцах, не знающих своей силы, сунуть в рот… А затем, познав близкую вселенную, тянутся дальше и замечают тогда и вечно меняющееся небо, и бег ветра по высокой траве равнин, и волшебное мерцание звезд, рассыпанных по ночному бархату. Не видят они лишь одного – обыденности. Это у них еще впереди… Пока же каждый день для них бесконечен, каждое утро – начало новой жизни. А сон – сама смерть. И не потому ли дети отказываются ложиться спать, когда их укладывают заботливые родители, – капризничают, плачут? Ведь никто не хочет умирать, покидать жизнь, полную таких ярких картин. Пусть даже на мгновение, на час, на ночь… Это только усталые древние старики, повидавшие все в своей жизни, готовы к уходу и ждут его, зовут, требуя отдыха в вечной тьме. Только там их ждет еще неизведанное. Только там – за гранью жизни… Глеб никуда не спешил.