Кир Булычёв - «Если», 1998 № 04

Важным для меня, во всяком случае. Вероятно, всему миру, кроме меня (и Морганстарка), было наплевать на то, что происходит в «Шэрон пойнте» — пока звери не вырвались на свободу. Но для этого и существуют спецагенты. Они берут на себя заботы других людей.

Но сейчас я был слишком плох — ослабел от голода, меня пошатывало от усталости, мучила боль — и я с трудом держал аппарат на прямом курсе и даже на ровном киле.

Темнота отнюдь не способствовала уверенному полету. Солнце зашло сразу после моего отлета с поляны, и на полпути к воротам резервата вечер сменился ночью. Наверное, мне следовало поблагодарить темноту за прикрытие: когда я добрался до ворот, неуверенный полет аппарата не привлек чужого внимания.

В конце концов я долетел. Курс я держал не очень точно (когда я наконец заметил яркий розовый фонарь на посадочной площадке, он оказался чертовски далеко слева), но все же не забрался к черту на кулички. Я направил аппарат на фонарь, сделал круг над площадкой, минуту-другую внимательно осматривался и лишь потом совершил посадку.

Два других ховеркрафта уже стояли на площадке (наверное, они летали по более короткому маршруту), но на улице никого не было — во всяком случае, я никого не заметил. Многие окна в бараке светились, но в офисном комплексе было темно — кроме приемной и лабораторного крыла.

Ашре и Парацельс.

Останься они на месте, я смогу захватить каждого по очереди, погрузить в ховеркрафт и доставить в Сент-Луис. Если застану мерзавцев врасплох. И ни на кого не нарвусь по дороге. И не разобью ховеркрафт, решив пролететь триста километров до Сент-Луиса.

Впрочем, я выкинул подобные мысли из головы. Двигатель еще не успел сбросить обороты, как я выпрыгнул из кокпита и помчался к приемной.

Распахнул дверь, прыгнул в нее, захлопнул.

Остановился.

За прилавком стоял Фриц Ашре. Наверное, он работал за бухгалтерским компьютером: перед ним стояла консоль. Лицо у него стало белым, а поросячьи глазки пялились на меня так, словно я вернулся с того света. Он даже не дернулся — похоже, его парализовало от удивления и страха.

— Фриц Ашре, — проговорил я, вложив в слова всю злобу, на которую был способен, — вы арестованы за убийство, покушение на убийство и подпольную деятельность. — Мне это понравилось, и я продолжил: — У вас есть право молчать. Если вы решите говорить, все сказанное вами может и будет использовано против вас в суде. У вас есть право на адвоката. Если вы не можете…

Он не слушал. На его лице отражалась борьба, не имеющая ничего общего с произносимыми мною словами. Он впервые выглядел слишком удивленным, чтобы быть коварным, и слишком подавленным, чтобы быть злобным. Он пытался с этим бороться, но безуспешно. Пытался найти выход, избавиться от меня, спастись — и не находил. Его резервату — конец, и он это знал.

Но, быть может, выход имелся. Внезапно борьба эмоций на физиономии Ашре прекратилась. Он встретил мой взгляд, и я увидел на его лице выражение, жуткое в своей нескрываемой обнаженности. То был голод. И ликование,

Он взглянул вниз. Запустил руку под прилавок.

Я не стал ждать и прыгнул. Уперся руками в край прилавка, перекинул через него тело и ударил мерзавца пятками в грудь.

Он врезался в стену, отскочил, рухнул на колени. Я упал рядом, но поднялся быстрее, выхватил нож и прижал лезвие к его жирной шее.

— Только пикни, — выдохнул я, — и я выпущу из тебя кровь прямо здесь.

Мне показалось, что он меня не услышал. Он хватал ртом воздух. И смеялся.

Я быстро обернулся к прилавку — посмотреть, к чему он так стремился.

Сперва я ничего не понял. На полочке в стороне лежала М-16, но тянулся он в другую сторону.

И тут я ее увидел. Маленькая серая коробочка, вмонтированная в прилавок рядом с тем местом, где он стоял. С большой красной кнопкой и красной лампочкой. Лампочка светилась.

А потом я понял, что слышу звук — очень высокий, на грани слышимости.

Мне был знаком такой звук, но я не сразу вспомнил, что это такое.

Свисток для животных.

Он, издает свист с частотой, почти не доступной человеческому уху, но сейчас этот звук улавливает каждое животное в радиусе десяти километров. И знает, что он означает.

Я убрал нож и взял винтовку. Мне было не до сантиментов. Я передернул затвор и приставил ствол к голове Ашре.

— Выключи.

Теперь он просто негромко смеялся.

— Его нельзя выключить. Его уже ничто не остановит.

Я снова достал нож, отодрал коробочку от прилавка, перерезал провода. Негодяй оказался прав. Красная лампочка погасла, но звук не прекратился.

— Для чего он нужен?

— Угадай!

Он сотрясался от смеха. Я ткнул его стволом винтовки.

— Для чего он нужен?

Трясти его не перестало, но он посмотрел на меня. Глаза у него были ясные и безумные.

— Ты меня не застрелишь, — хихикнул Ашре. — Ты не из таких.

Что ж, на этот счет он тоже оказался прав. Я даже не собирался его убивать. Мне требовалась информация, и я, сделав над собой огромное усилие, постарался говорить рассудительно:

— Все равно скажи. Я не могу его выключить, так почему бы и не сказать?

— Ах-х, — вздохнул он. Мысль ему понравилась. — Можно встать?

Я позволил ему подняться.

— Так гораздо лучше. Спасибо, мистер Браун.

С этой минуты остановить Ашре было уже невозможно. Рассказ доставлял ему наслаждение. Он упивался триумфом. В нем проснулся некий аппетит, о котором он, возможно, и не подозревал, и теперь он этот аппетит удовлетворял.

— Возможно, доктор Парацельс стар и вспыльчив, — начал Ашре, — но по-своему он человек выдающийся. И у него есть вкус к мести. Свою генетическую технику он довел до уровня точного контроля.

Как вы, возможно, знаете, мистер Браун, любое животное можно научить производить некие действия по определенному сигналу — даже такое животное, как человек. Чем развитее мозг животного, тем более сложным действиям его можно обучить — но и процесс обучения усложняется. Когда дело касается людей, трудности процесса часто становятся непреодолимыми.

Ашре настолько упивался своими словами, что чуть ли не расчувствовался. Мне хотелось вопить от отчаяния, но я с трудом подавил свою слабость. Я должен выслушать все, что он скажет.

— Доктор Парацельс — да будет благословенно его жаждущее возмездия старое сердце — научился увеличивать возможности мозга животных в достаточной степени, чтобы добиться весьма удовлетворительного уровня обучения и в то же время не делать процесс обучения излишне трудным. Это заложило основу способа, с помощью которого мы натаскиваем наших питомцев.