Василий Криптонов - Ты можешь идти один

— Хватит! — крикнула она. Голос стал чуть грубее, чем я помнил. Но я был рад его слышать. Словно прекрасная музыка зазвучала, перекрывая гулкие ритмы, вырывающиеся из недр клуба.

— Дима, хватит!

Я перестал ждать. Перехватил руку с ножом и привычным движением заломил ее. Затрещали кости, послышался вопль. Нож звякнул об асфальт. Я повернулся и нанес один удар. Парень хрюкнул и свалился без движения. Еще один удар, захват, удар и все. Четверо человек лежали у моих ног, скуля и пытаясь отползти. Я вытянул вперед свою окровавленную руку, и Жанна ее взяла.

— Садись. — Я открыл перед ней дверь.

Жанна села на пассажирское сиденье. Я обошел машину и сел рядом с ней. Включил зажигание. Морщась от боли в колене, выжал сцепление.

Мы ехали по ночному городу, и только приглушенный шум двигателя нарушал тишину. Я бросил взгляд на свою пассажирку. Она смотрела вперед, на дорогу. Растерянное, виноватое лицо.

— Я закурю? — спросила она.

Вместо ответа я опустил стекло с ее стороны. Жанна прикурила сигарету.

— Куда едем? — спросила она, глядя все так же вперед.

— Домой.

— Домой? — Она усмехнулась. — Вот так вот?

— Именно так.

— А у меня ты ничего спросить не хочешь?

— Нет.

Она хмыкнула и замолчала. Мне не очень-то хотелось говорить сейчас — болели губы, да и челюсть двигалась с трудом. Но все же я снизошел до пояснений:

— Ты сама решила. Могла сделать шаг назад. Но теперь ты здесь.

— Да? А может, я просто тебя, дурака, защитить хотела?

— Отпустила бы одного.

На это ей нечего было возразить. Она затянулась, маскируя свое замешательство.

— Жанна?

— Да?

— Если ты еще раз попробуешь от меня сбежать — я тебя убью.

Она выбросила окурок и закрыла окно.

— Очень мне нужно от тебя убегать, — буркнула она, словно обиженный ребенок. Я рассмеялся.

— Что, блин, смешного? — воскликнула Жанна. — Наполучал п…дюлей и ржет, как лошадь! Дебил, идиот! Господи, что ж я за дура-то такая? Дай посмотрю… Боже мой, да тебе в больницу надо!

— Не сегодня, — усмехнулся я. — Сегодня нам предстоит бурная ночь.

— Чего?

— И даже не надейся, что заснешь раньше восьми утра.

Она смотрела на меня, округлив глаза и приоткрыв рот.

— Ты это серьезно сейчас? — она понизила голос.

— Абсолютно. Я больше шестнадцати лет потратил, чтобы научиться любить тебя. И если ты думаешь, что я, сразу же после встречи, повезу тебя в больницу, то ты явно больна.

Теперь засмеялась она. Тряхнула головой, взъерошила себе волосы, портя прическу.

— Нет, это просто безумие какое-то! — воскликнула Жанна. — Ты собрался меня удержать? Приручить?

— Если надо — посажу на цепь, — пообещал я.

— Не думаю, что мне это понравится.

— Понравится. Выйдет отличная ролевая игра — не соскучишься! А теперь извини, у меня челюсть отваливается. Давай послушаем музыку.

Я включил магнитолу, и перед глазами все расплылось от слез. Эта песня… Как так получилось, что заиграла именно эта песня? У меня на флешке было около тысячи композиций, но сейчас — сейчас играла эта. Слова, которые обнажали душу, рвали ее на части и собирали вновь.

Снаряды рвутся, как прежде,Но ты не привык отступать.Мелодия минных полей,Дорога туда, где опятьВсе повторяется сноваИ начинается вновь.Здесь миллионы считают, что это — любовь.

Я жал на педаль все сильнее. Автомобиль стрелой летел по ночному городу, игнорируя все знаки, правила и светофоры.

— Дима, все нормально? — забеспокоилась Жанна.

Я молча сжал ее ладонь.

— Умрешь со мной? — шепнул я.

Ее рука дрогнула, а затем стиснула мою.

— Да.

Там за стеной плачут дети,Там за окном чей-то бред.Десятилетия боли,Пять героических лет.Теперь здесь все по-другому,И я не помню, когдаЯ вдруг очнулся и понял:Ты у меня одна.

За нами рванулась патрульная машина, но быстро исчезла вдали. Мы уже выехали из города, и я, на миг отпустив руку Жанны, включил последнюю передачу.

И пусть внутри поет ветер,А за стеклом стучит дождь.Я делал все очень простоИ знал, что ты все поймешь.По их поганым расчетамМы облажались опять.Не важно, кто будет помнить, важно, кто будет знать![1]

В ту ночь, обгоняя по встречной полосе редкие автомобили, со скоростью, которой не было места на спидометре, мы поклялись друг другу в любви и верности до самой смерти и после нее. Лишь тогда высохли слезы, и сердце отпустили стальные зажимы, терзающие его столько лет. Лишь тогда я развернул машину и поехал обратно, туда, где нас ждал дом.

Эпилог

Борис Брик, сумасшедший подросток, убивший собственную мать и напавший на одноклассника, прошел через эти ворота в шестнадцать лет. Он провел за воротами почти столько же времени, сколько и за ними. Пятнадцать лет кошмарных снов, голосов в голове и страха перед самим собой. Пятнадцать лет таблеток, уколов, смирительных рубашек и издевательств санитаров. И вот теперь он возвращался. Я поддерживал его под локоть, когда мы выходили за ворота. Он вовсе не так ослаб, хотя и весил, должно быть, килограмм сорок. Просто ноги подгибались, когда он выходил из ворот.

— Подожди! — Брик вцепился мне в руку. — Подожди, голова кружится.

Мы стояли и ждали. Светило солнце, пели птицы. И вдруг Боря заплакал. Я обнял его, не задавая никаких вопросов, и ждал, пока не пройдет этот приступ.

— Я боюсь! — прошептал он. — Не хочу, пожалуйста! Верни меня назад!

— Нет! — Я покачал головой. — Возьми себя в руки.

— Не могу!

— Можешь. Ты пережил все это, а значит, можешь все. Я буду рядом.

Он несколько раз глубоко вдохнул и немного успокоился.

— Хорошо. Постараюсь.

Мы подошли к машине. Жанна сидела на капоте, упершись каблуками в колесо. Она смотрела на Брика, и жалость на ее лице мешалась со страхом и отвращением.

— Узнал? — спросил я.

Боря посмотрел на Жанну и кивнул.

— Жанна, — шепнул он. — Я помню тебя. Помню, как вы танцевали. Все… хлопали… вам…

— Давно это было, — сказала Жанна. — Здравствуй, Боря.

— Привет. А у вас… У вас же ребенок?